Да, Жюльетта, без страха и сомнения отдавайся своимнеукротимым чувствам, своим непостоянным капризам, властному влечению своегожестокого сердца; в твоей распущенности я черпаю вдохновение и удовольствия, втвоих удовольствиях нахожу радость; подчиняйся только зову похоти, следуй заним, и пусть твое изощренное воображение разнообразит наши с тобой утехи —только многократно повторяя их, мы достигнем счастья. Счастье капризно имимолетно, оно осеняет своим крылом лишь того, кто достаточно умен, ч??обызаметить его, кто достаточно ловок, чтобы схватить его, и силен, чтобы егоудержать; никогда не забывай, что все человеческое счастье питается нашимвоображением и что прийти к нему невозможно, не потакая своим прихотям. Самыйсчастливый из смертных — тот, у кого больше средств и возможностейудовлетворить свои желания, тот, кто не брезгует ни женщинами, ни мужчинами, нидаже детьми; все, тебя окружающие, служат для удовлетворения твоей похоти, ивсе, что она диктует — прекрасно, все, что она порождает, — естественно.

Посмотри, как непостоянны и слабы звезды в ночном небе,поэтому уподобись солнцу, и пусть оно всегда отражается в твоих прекрасныхглазах. Сделай своими кумирами Мессалину и Теодору, по примеру этих великихшлюх античности окружи себя гаремом из лиц обоего пола, в котором ты сможешькупаться в любое время, когда тебе захочется окунуться в океан мерзости. Нестыдись ни грязи, ни бесчестья, находи высшие радости во всем, что есть самогоотвратительного и непристойного, самого неестественного, незаконного ибезбожного на свете. Без колебаний и сомнений оскверняй любую, самую прелестнуючасть своего помни, что нет ни одной, где не может торжествовать сладострастие,и что неземные наслаждения заключаются в что по общепринятому мнению оскорбляетПрироду. Когда самые мерзкие излишества разврата, когда самые изощренные оргиии похотливые утехи начнут истощать тебя, обратись к жестокостям, и они вновьвдохнут в тебя жизнь; пусть самые чудовищные и подлые поступки, самыевыдающиеся злодеяния, самые немыслимые и не имеющие пока названия —преступления, самые страшные извращения, от которых кровь стынет вжилах, — пусть они сделаются твоими крыльями и вознесут твою душу ксияющим высотам и вырвут ее из летаргического сна, в который иногда ввергает ееразврат. Помни, что Природа не предусмотрела ни пределов, ни наказаний за ихнарушения: позволительно все, что от нее исходит; создавая нас, онапозаботилась единственно о том, чтобы мы не имели ни сил, ни возможностейвредить ей. Тогда только ты узнаешь, что Любовь порой превращает свои стрелы всмертоносные кинжалы и что часто жалобы тех, кого мы истязаем, исторгают из насбольше спермы, нежели изысканные манеры Цитеры[81].

Глубоко тронутая речами Сен-Фона, я осмелилась заметить, чтобоюсь, как бы в один прекрасный день доброта его не иссякла. На это он ответилтак:

— Знаешь, Жюльетта, ты бы давным-давно утратила правона мою милость, будь я просто твоим любовником, ибо, как бы красива ни былаженщина, ее чары недолго действуют на меня. Если бы на моем месте был пылкиймужчина, который всегда стремится избавиться от своей возлюбленной, как толькоона начинает ему надоедать, тогда у тебя могли бы возникнуть подобные опасения,однако, думаю, нет необходимости напоминать тебе, Жюльетта, что во мне оченьмало от пошлого и вульгарного возлюбленного: мы связаны с тобой сходствомвкусов, образа мыслей, взгляда на мир и собственными интересами; я ценю нашиотношения, потому что они основаны на чистейшем эгоизме, а такая связь длитсявечно. Разве я рекомендовал бы тебе совокупляться на стороне, если бы был твоимлюбовником? Конечно же, нет, Жюльетта. Следовательно, тебе нечего бояться, чтомое отношение к тебе изменится; если когда-нибудь я оставлю тебя, причинойрасставания будешь только ты. Повторяю: будь умницей, верно служи моимудовольствиям, будь неистощима в выдумках, в моем присутствии выказывай мнепокорность, доведенную до крайней степени унижения — чем ниже ты будешьсклоняться к моим ногам, тем выше я вознесу тебя над всеми остальными, — асамое главное — исполняй без тени смущения и намека на упрямство все, что я оттебя потребую, и я сделаю тебя счастливейшей из женщин так же, как ты сделаешьменя удачливейшим из мужчин.

— О, мой повелитель, — восхитилась я, —будьте уверены, что если я и желаю царить над людьми, так лишь для того, чтобыпоставить их перед вами на колени.

Вслед за тем мы оставили общие рассуждения и перешли кнекоторым частностям. Сен-Фон с сожалением заметил, что ему так и не удалосьзамучить свою племянницу на колесе, добавив, что сделал бы это непременно, еслибы не строгий приказ доставить ее голову в Париж. Потом он выразил живейшеевосхищение Делькуром.

— У него необыкновенно богатое воображение, —сказал министр. — Он молод и к тому же силен, и я одобряю тебя, что тывозжелала его член. Что до меня, я всегда любил совокупляться с ним. Кстати,позволь заметить тебе, что человек, которым мы наслаждались когда-то вмолодости, может доставить нам особенное удовольствие и в пятьдесят лет. Мыочень похожи с тобой, не правда ли, Жюльетта? — продолжал он. — ВедьДелькур воспламенил тебя также своей профессией, если бы он не был палачом, ниодин из нас не обратил бы на него никакого внимания.

— И много у вас таких подручных? —поинтересовалась я.

— Эта мания появилась у меня лет пять-шестьназад, — отвечал он, — и в поисках таких людей я объездил всепровинции. Когда-нибудь и ты поймешь всю сладость ощущения, когда в твоейзаднице торчит член помощника палача; впрочем с некоторых пор я имею подобноепристрастие и к мясникам и не раз получал удовольствие, когда мне приводилипрямо с бойни юношей, с головы до ног забрызганных кровью.

— Я отлично вас понимаю, — сказала я своодушевлением.

— Да, словами этого не выразить, — мечтательнопроговорил он. — Поверь мне, дорогая, такие эпизоды требуют патологическойразвращенности, но какого дьявола значит для нас похоть, если она незаканчивается самым мерзким распутством? Кстати, — заметил министр, —одна из твоих лесбиянок всерьез заинтересовала меня: я имею в виду прелестнуюблондинку, которая, если не ошибаюсь, приняла последнюю порцию моей спермы.

— Пальмира?

— Верно. Ты ее так называла. Ее зад показался мне самымкрасивым, а дырочка самой узкой… и самой жаркой. Где ты раздобыла эту шлюху?

— Она работала в пошивочной мастерской; ей исполнилосьвосемнадцать, когда я ее нашла, и в ту пору она была непорочна, как будтотолько что вышла из материнской утробы. Кроме того, Пальмира — сирота. Онадовольно высокого происхождения, и у нее нет ни родителей, ни родственников заисключением престарелой тетки, которая, собственно, и порекомендовала мне ее.

— Ты в нее влюблена, Жюльетта?