переправлены обер-прокурору — старые письмами, новые — словесно или по телеграфу. Как назло, донесения, упоминавшие об поездке о. Илиодора в Саратов, попали в первую группу.

В итоге перед Извольским обрисовалась следующая картина: иеромонах в Саратов не ездил, а сидит безвылазно в Царицыне и буянит. Вторично заподозрив преосв. Гермогена в обмане, обер-прокурор 3.X телеграфировал: «Сейчас узнал от министра внутренних дел: иеромонах Илиодор вопреки сообщению вашего преосвященства остался Царицыне. 27 сентября снова произнес речь против властей. Воскресенье предполагает вновь выступить. Ожидаются крупные беспорядки. Покорнейше прошу принять немедленные меры, спешно вызвать иеромонаха Илиодора Саратов, прекратить его выступление, иначе будут приняты меры административные. Благоволите уведомить по телеграфу сделанных распоряжениях».

В пространной ответной телеграмме преосвященный объяснил, что изложенные факты сочинены Бочаровым, который «пугает высшее начальство совершенно ложными телеграфными сообщениями». Именно он, «ожесточенный враг отца Илиодора», создает беспорядки. Преследования полиции раздражают паству о. Илиодора и могут довести до беды, до «нового избиения народа». Более того, Бочаров «вполне способен произвести нападение на богомольцев, чтобы оправдать себя в том, что его сообщения справедливы». Словом, полицмейстер играет провокационную роль. «Считаю нравственным и служебным своим долгом со всей искренностью души сообщить вам, что во всей этой истории участие и действия полиции крайне подозрительны, нечисты, вполне напоминают тождественный инцидент в Киеве».

Описывая меры, принятые для установления истины, преосвященный замечал: «Я сам ведь до глубины души презираю всякие бунтовские инстинкты, митингистские выступления, гапоновщину». И в заключение объяснял свое молчание по этому делу: «Доселе же я вам не сообщал об инциденте 10 августа, потому что губернатор Татищев просил меня обождать, а вам поспешил сообщить сам; что же это за поступок — судите».

Столыпин действительно был готов водворить порядок «административными мерами», если духовная власть не справится с о. Илиодором. Об этом министр сообщил гр. Татищеву в тот же день 3.X, предлагая «не стесняться», но предупредить преосвященного.

Снова казалось, что власти стоят на пороге генерального сражения. Губернатор, как полководец, мобилизовал все доступные силы. Полицмейстеру предписал принять меры против беспорядков; «если причиной будет Илиодор, арестуйте, доставьте Саратов». Полк. Семигановского попросил выехать в Царицын. К начальнику войск района обратился с просьбой прислать, в случае надобности, подмогу. Наконец, предупредил преосвященного, что о. Илиодору грозит арест. Словом, суматохи вышло еще больше, чем в сентябре.

Полк. Семигановский, собственно, не был подконтролен губернатору, но на его просьбу откликнулся и выехал в Царицын, куда прибыл 4.X.

Как ранее Боярский, полковник застал город совершенно спокойным и уехал на следующий день.

Бочаров, так и не дождавшись беспорядков, 6.X вынужден был телеграфировать губернатору: «Епископ телеграммой духовенству ход отменил. Илиодор отмене [по-]видимому подчинился. Пока спокойно».

Вот как велики оказались глаза у губернаторского страха. Из-за простого крестного хода гр. Татищев всполошил и свое начальство, и своих подчиненных, и даже чужих подчиненных. А отлично задуманное о. Илиодором духовное празднество пришлось отменить.

Через несколько недель преосвященный Гермоген с горечью говорил о «постоянной подозрительности» властей, подозрительности, «которая в каждом крестном ходе готова видеть подготовление каких-то погромов».

В Саратове 8.X

Следуя распоряжению Извольского 3.X, преосв. Гермоген снова вызвал о. Илиодора в Саратов. Но не телеграфом. Из опасения перехвата телеграммы властями или по деликатности вопроса преосвященный передал свое распоряжение через ректора Саратовской семинарии прот. Г. И. Максимова, командированного в Царицын для дополнительного расследования илиодоровского дела.

Посланники духовной и светской власти — о. ректор и полк. Семигановский — прибыли в Царицын на одном пароходе. О. Максимов передал иеромонаху распоряжение владыки: прекратить выступления и под благовидным предлогом выехать в Саратов.

Тем самым воскресным вечером 5.X, когда должен был состояться крестный ход, о. Илиодор отслужил панихиду по умершим от холеры и благодарственный молебен за избавление от эпидемии. В конце молебна объявил пастве, что ввиду пошатнувшегося здоровья уезжает на временный отдых, и наказал продолжать строительство подворья:

«Вас, возлюбленные друзья мои, прошу в мое отсутствие не покидать стройки начатого здания, в чем да поможет вам Господь Бог. Ведь не я и не вы настолько достроили его, а достроил Сам Господь. Вспомните, когда начали строить, то у меня было только 8 руб., тогда как теперь израсходовано уже более 14 000 руб. Если я буду слышать в моем уединении, что вы радеете о начатом здании и будет постройка продолжаться, то это явится для меня необыкновенной радостью. Пожертвование можете приносить и передавать совету старшей братии подворья, который и будет всем заведовать. Аминь».

Но о. Илиодору не удалось обмануть этих простодушных людей, которые сразу почувствовали, что дело плохо. В уверенности, что он уезжает навсегда, богомольцы, числом 300–400 человек, тут же начали сбор денег для отправки телеграммы на Высочайшее имя.

Удовлетворенный Бочаров доложил губернатору, что «рассчитывает проводить Илиодора без осложнений». Действительно, осложнений не было. Только слезы паствы.

Уезжал о. Илиодор в 4 часа утра 7.X. Картина проводов хорошо видна даже по заметке во враждебной «Царицынской жизни»:

«Илиодора провожало около 50 женщин, большинство которых девицы-подростки и старухи; мужчин было лишь 3–4 человека.

— Отец наш! Родименький, — кричали в исступлении почитательницы иеромонаха.

— Скоро ль ты к нам приедешь? — с плачем спрашивали они уезжавшего.

Беспрестанно благословляя, иеромонах утешал паству, что скоро вернется».

Сообщая обер-прокурору утром 8.X о прибытии о. Илиодора в Саратов, еп. Гермоген прибавил: «Вызывается, приезжает уже третий раз течение одного месяца. Беспокойство крайне обидное, вредное для миссии, оскорбляющее православных».

Но этот вызов рисковал оказаться последним. «…рясофорный гайдамак города Царицына Илиодор покидает, наконец, свой пост», — ликовала «Речь».

Телеграмма 8 тысяч царицынцев 5.X

Собрав 50 рублей, прихожане о. Илиодора 5.X послали Императрице Александре Федоровне длиннейшую телеграмму. Несмотря на то, что в храме присутствовало лишь несколько сот человек, авторы телеграммы смело представились «уполномоченными от 8000 православных христиан города Царицына».

После затянутых сетований о распространении космополитизма и атеизма следовало изложение царицынских заслуг «юного пастыря», травли его газетами и опровержение полицейских донесений о якобы готовящемся бунте.

«Здесь царит полный мир и тишина, и кроме пения Божественных молитв от приходящих к о. Илиодору ничего не слышно.

Всеподданнейше просим Ваше Величество заступиться за нас и за гонимого о. Илиодора; благоволите просить Царя Батюшку:

1) приказать замолчать ехидным газетам в Царицыне, а полиции оставить от преследования о. Илиодора, так как к последнему собираются христиане только на молитвы и религиозно-патриотические поучения и 2) разрешить о. Илиодору свободно проповедовать учение Христово о любви и преданности Царю и Отечеству, и чтобы полиция и печать оставили его и нас в совершенном покое».

Кажется, только этот последний абзац и принадлежал простым прихожанам. Остальной текст, написанный более опытной рукой, составлен, вероятно, кем-то из более культурных последователей о. Илиодора.

В целом содержание телеграммы