не несколько сот, а всего 99. В своей телеграмме гр. Татищев передал лишь самую деловую часть речи владыки, умалчивая о «монголах», «шапках» и вообще о личной обиде.

На следующий день, препровождая министру очередную сводку действий о. Илиодора и еп. Гермогена, губернатор отметил, что конфликт между ним и архиереем принял, «к сожалению, весьма острый характер».

Оба номера «Братского листка» — с всеподданнейшей телеграммой епархиального съезда и с нападками на Государственную думу — гр. Татищев также переслал министру. Как ни странно, имея с 26.IX от него полномочия закрыть типографию, губернатор и этот вопрос не потрудился решить самостоятельно. Передавая краткое содержание телеграммы епархиального съезда, гр. Татищев спрашивал, не следует ли конфисковать этот номер «Братского листка».

Волнение гр. Татищева выдает черновик его нового письма Столыпину:

«Правда, в настоящее время иеромонах Илиодор, по распоряжению свыше, отзывается из Царицына, но зато Преосвященный Гермоген, под влиянием, очевидно, оскорбленного самолюбия, перешел к открытым выступлениям, публично и весьма невоздержно выражает свое недовольство и Правительством и, в частности, мной, явно неверно освещая мою официальную деятельность. В городе циркулируют толки о посланных Епископом и иеромонахом Илиодором на Высочайшее Имя телеграммах, которым придают большое значение, говорят о предстоящем уходе моем и т. п.

Постоянно требуя спокойствия и сдержанности от своего подчиненного, царицынского полицмейстера, обвинения которого, приводимые Преосвященным, — кстати считаю необходимым добавить, — являются неосновательными, я признавал хладнокровие и выдержку еще более обязательными для себя, однако в данное время не могу не доложить, что создавшееся положение становится слишком тяжелым и вредным для дела.

Возложив на вице-губернатора надзор и руководство на местах общественными работами в двух уездах, я едва справляюсь с многочисленными текущими делами, между тем вынужден постоянно отвлекаться заботами, которые вызываются действиями Преосвященного Гермогена и иеромонаха Илиодора.

Наконец, на ближайшем торжественном богослужении, 17 октября, я вынужден буду вновь молча выслушать публичное порицание правительственной власти, обвинения в противодействии духовенству, отсутствии преданности и любви к Церкви и Престолу.

Как бы ни были тяжелы и оскорбительны подобные обвинения, они не дают мне права просить скорейшего вмешательства в это дело Вашего Высокопревосходительства, и побуждают меня к тому не они, а уверенность, что отношения мои с Епархиальным Епископом испорчены окончательно, поэтому чем скорее один из нас будет обвинен или оправдан высшей властью, тем скорее будут устранены те причины, которые подрывают престиж местной власти».

Затем губернатор вычеркнул эти строки, как нельзя лучше характеризующие его настроение. В окончательном варианте письма, отосланного 14.X, о конфликте говорилось лишь в общих чертах: дескать, гр. Татищев «признавал себя обязанным исчерпать все средства с целью убедить епископа в необходимости отозвания этого проповедника», хотел избежать раздора между духовной и светской властями, но не преуспел.

Деловая часть письма представляла собой комментарий по поводу длинной телеграммы преосв. Гермогена с разоблачением клеветы Бочарова. К сожалению, владыка черпал свои сведения из неточных рассказов о. Льва Благовидова и других царицынских священников, прибывших на епархиальный съезд. Обладавший более точными сведениями, губернатор без труда опроверг ряд указаний преосвященного. Но, ознакомившись с полицейскими протоколами, признал, что последние речи о. Илиодора действительно были приличны.

Зато обвинение себя епископом Гермогеном «в недобросовестном поступке» — докладе Извольскому вперед архиерея — гр. Татищев категорически отвергал, напоминая Столыпину, что действовал по его распоряжению.

В следующем письме (21.X) гр. Татищев, пересылая министру очередной номер «Братского листка» (16.X) и печатный доклад о. Илиодора о событиях 10 августа, констатировал свое полное бессилие. И газетная полемика, и конфискация, и штрафы казались недопустимыми. Опровергать крамольные статьи — «значило бы последовать примеру Преосвященного и в нарушение законного порядка вступить на путь газетной полемики», а преследование газеты после жалобы еп. Гермогена Государю Императору «могло бы быть истолковано как личная с моей стороны месть или как желание, заставив „Братский листок“ не касаться известных вопросов, скрыть истину».

Щекотливость своего положения этот корректный и благородный человек описывал так:

«с одной стороны Архипастырь открыто громит Правительство и местную власть, приписывая им даже антигосударственногое направление, с другой — ни центральная власть, ни местная не возражают.

Благодаря этому приходится выслушивать обидные мне лично и оскорбительные для меня как представителя власти соболезнования одной части общества, интеллигентной, в то время как в другой его части „борьба“, как пишут газеты, духовной и светской власти порождает в губернии нелепые слухи, догадки и рассказы весьма нелестные для обеих сторон».

Столыпин вступает в борьбу против еп. Гермогена

К сожалению, в конфликте между духовной и светской властью министр не смог сохранить беспристрастие и поддержал своего подчиненного.

Каких-то 4–5 лет назад между саратовским епископом Гермогеном и саратовским губернатором Столыпиным были самые дружеские отношения. «Сегодня воскресенье, сидел у своего друга Гермогена», — писал губернатор супруге.

Однако в течение 1908 г. былые друзья оказались по разные стороны баррикад. Преосв. Гермоген вместе с епископом Орловским Серафимом (Чичаговым) и прот. И. Восторговым сделал попытку добиться преобразования церковной жизни, вследствие чего оба преосвященных были назначены к присутствованию в Св. Синоде. Но осенью Столыпин добился их исключения (10.IX), желая, ввиду предстоящего рассмотрения Государственной думой вероисповедных законопроектов, держать Синод под контролем.

Таким образом, жалобы гр. Татищева попали на подготовленную почву.

День 5.X стал переломным моментом в отношении Столыпина к преосв. Гермогену. Теперь и министр вслед за гр. Татищевым пришел к выводу, что бороться следует не с о. Илиодором, а с его архиереем.

Столыпин попросил обер-прокурора вызвать преосвященного в Петербург, что и было исполнено 6.X. На новый запрос гр. Татищева министр ответил 8.X: «Номер „Братского листка“ не конфискуйте, так как предположены меры более серьезные».

На следующий день Столыпин был у Государя с докладом и, по-видимому, получил разрешение на эти меры. Пересылая Извольскому телеграмму саратовского епархиального съезда, «для доклада Его Величеству», министр прибавил:

«Боюсь, что ввиду вашей болезни дело пойдет в затяжку. Между тем, оставление дела без последствий поведет к невозможному положению губернатора, особенно ввиду агитации исступленных людей, рекламируемой и вашим „Колоколом“.

Я нахожу, что необходимо немедленно вызвать Гермогена и не пускать его обратно, даже для прощания с епархией, так как неминуемо возникнет новый скандал».

13. X Рогович рассказывал Л. А. Тихомирову, что Столыпин «рвет и мечет», настаивая на удалении еп. Гермогена. «Извольский уже соглашается убрать архиерея и только торгуется „для чести“, чтобы был убран и губернатор. И Столыпин губернатора не дает, а требует изгнания епископа». Сравнивая силы «слизняка Извольского», который «едва ли даже хочет побеждать», и «пышущего энергией Столыпина», Тихомиров полагал, что все шансы на победу — у последнего.

Предположения о переводе и архиерея, и губернатора стали достоянием газет. Они писали, например, что гр. Татищев получит повышение — займет место товарища министра внутренних дел сенатора С. Е. Крыжановского.