— О сударь!

— Ступай, друг мой, скажи ей, что я сяду ужинать и будуждать ее к десерту.

Наш добрый благодетель и не догадывался, что все былоприготовлено: дом отдан внаем, мебель продана, слуги уволены, и ужин, которыйему готовили, должен был стать последним для него в нашем доме. На набережнойШартрон нас ждала почтовая карета, в ней сидела Жозефина, и сразу послеполучения денег мы должны были покинуть Бордо. Я пришел к еврею домой иобратился к его служащим, которые хорошо меня знали.

— У нас сидит партнер господина Абрама, — сказаля. — Он немедленно требует сумму, которую передал вчера вашему хозяину,вот документ, прошу вас поскорее отдать бумажник.

— Ага! — сказал первый служитель, — японимаю, о чем идет речь: меня предупредили, что в этом деле могут бытькое-какие изменения, но я не знал, что встреча состоится у вас в доме. Возьмитето, что просит хозяин, только если не возражаете, я добавлю выше его подписи:«Передать господину Жерому бумажник, полученный вчера».

— Разумеется.

— К вашим услугам, господин Жером. — Ваш преданныйслуга, господин Исаак. И вот я в карете. Восемь дней мы ехали, почти неостанавливаясь, и только на берегу Рейна, почувствовав себя в безопасности, зашли,смертельно уставшие, на дрянной постоялый двор, чтобы немного передохнуть.

— Вот так, мой ангел, — сказал я Жозефине,пересчитав деньги, — теперь ты видишь, как хорошо у нас получается; ещенемного мужества и нахальства, и все у нас будет прекрасно! Эта дорога ведет наБерлин, Пруссия — неплохая страна, там правит король-философ, едем туда: надопощипать немецких баронов, а не только еврейских богатеев, и откуда бы нипришли к нам деньги, если они пришли, можно быть уверенным, что они принесутсчастье.

— Вряд ли, — возразила Жозефина, — если тыбудешь тратить их быстрее, чем мы их зарабатываем. И что имею я от этойприбыли? Несколько новых платьев и побрякушек, остальные ты растратил на жадныхшлюх и педерастов, твои извращенные забавы не уступают по масштабу твоиммошенническим проделкам; ты пользовался такой репутацией, что если бы этаавантюра не заставила нас оставить Бордо, мне кажется, нас выгнала бы полиция,ведь ты не довольствовался тем, что брал девиц по их доброй воле: многих тыбил, увечил, а может быть, хуже того…

— Хуже? Честное слово я ждал этого, — перебил яЖозефину. — Продолжай, радость моя, продолжай мой панегирик, он оченькрасиво звучит в твоих устах.

— Он звучит ужасно…

— Ах ты, шлюха! Я взял тебя с собой не для того, чтобыты читала мне мораль, а затем, чтобы служила моей алчности, распутству и моимкапризам; имей в виду, что твои преступления дают мне большую власть над тобой,не забывай, что, объявив о них, я могу завтра же погубить тебя, что если яброшу тебя на произвол судьбы и не буду помогать тебе своими советами, тыстанешь дешевой потаскухой ценой в двадцать четыре су и скоро сдохнешь отнищеты. Посему; Жозефина, оставайся моей послушной сообщницей и надежныморудием моих злодейств и помни, что у меня всегда есть при себе парапистолетов, чтобы вышибить из тебя мозги при первом же неповиновении.

— О Жером! Я думала, ты меня любишь; вспомни, что тыобещал, обольщая меня.

— Я? Люблю женщину? Я уже тысячу раз повторял тебе,детка: ты глубоко ошибаешься, если подозреваешь во мне подобную слабость. Чтоже до средств, которые я употребил, чтобы соблазнить тебя, так поступают всесовратители: надо обмануть добычу, чтобы заполучить ее, не зря рыбакинасаживают на крючок вкусную наживку.

Жозефина плакала, я даже не пытался утешить ее. Нет на светечеловека, закаленнее меня в отношении женских причитаний, я часто забавляюсьими, но никогда их не разделяю. Между тем в моих чреслах было достаточнотвердости, дорога славно меня подогрела, и рядом не было никого, кто мог быутолить мою похоть, поэтому я резко повернулся к своей спутнице и вставил членей в зад, где наслаждался до тех пор, пока не сбросил туда два или три заряда.

Не успел я покинуть потроха Жозефины, как мы услышалисильные удары в ворота постоялого двора, которые объявили о приезде важныхгостей. Я открыл двери, и тут же раздался крик:

— Он здесь! Здесь! Это он, мы преследуем его от самогоБордо.

При этих словах Жозефина едва не упала в обморок, я же,оставаясь спокойным, каким был всю свою злодейскую жизнь, взвел курок пистолетаи, спускаясь, спросил:

— Не меня ли ты ищешь, дружище?

— Да, негодяй! — Это был Исаак, который отдал мнебумажник Пексото. — Да, мерзавец, именно тебя, и я сейчас же тебя арестую!

— Только попробуй, наглый мошенник, — твердоответил я. — Хозяин, — обратился я к владельцу гостиницы, —пошлите за местным жандармом, и я объясню ему, кто этот наглец.

Исаак, растерявшись от приема, которого он совсем не ожидал,Исаак, который, полагаясь на свои силы, потому что он был прав, а я нет, непринял никаких мер, чтобы доказать мое преступление: ни поручительства, ниюридических бумаг, ни свидетелей, — так вот, Исаак изменился в лице испокойно сел возле камина, выговорив:

— Это мы еще посмотрим. Пришел судебный чиновник.

— Сударь, — начал я первым, — это негодяй,который должен мне сто тысяч экю, он, как и я, занимается торговлей в Бордо.Когда я пришел к нему за деньгами, которые были мне нужны для путешествия, онмне отказал, я стал его преследовать по закону, он объявил себя банкротом.Тогда я собрал все свои средства и уехал. Как только этот разбойник узнал, чтоменя в городе нет, он объявил, что причиной его банкротства были деньги,которые находились при мне, что часть их даже мне не принадлежит, что я ихукрал, и ему взбрело в голову поехать следом за мной. С этим он и явился сюда,но клянусь честью, господин судья, он получит мой деньги только через мой труп!

— Что вы имеете на это сказать? — спросилсудейский чиновник Исаака.

— Я отвечу, — сказал еврей, совершенно смешавшисьот моей наглости, — что вы имеете дело с самым ловким мошенником в Европе.Но я допустил оплошность, приехав сюда без доказательств, поэтому уезжаю назад.Только пусть этот подлец знает, что я захвачу с собой все, что нужно, и найду егодаже в аду. Прощайте.

— Ну уж нет, сукин ты сын! — так сказал я, хватаяИсаака за шиворот. — Ни в коем случае! Так просто ты не отделаешься, разуж ты у меня в руках: я должен забрать у тебя свои деньги или хотя бы те, чтоимеются при тебе.

— Это справедливо, — заметил представительзакона. — Господин говорит, что вы должны ему сто тысяч экю, так чтопридется заплатить.

— Гнусный лжец! — возмутился Исаак, кусаягубы. — Слыхана ли подобная наглость?

— Ах ты, племянничек Моисеев! — закричал я. —По крайней мере я не такой нахал, как ты: я требую только то, что принадлежитмне, а ты смеешь покушаться на то, что тебе никогда не принадлежало.