— Хорошо, — сказала мне Жозефина, — тогдабежим, планы мои не изменились: только тебя я вижу своим супругом, только длятебя хочу жить.

— Легко сделать то, что ты предлагаешь, — ответиля бедной дурочке, — вот чек на сто тысяч экю, который вручил мнеопекунский совет для приобретения земли для тебя, возьмем эти деньги иисчезнем.

— Я готова, — сказала Жозефина, — но обещаймне выполнить одно условие.

— Назови его.

— Ты никогда не забудешь жертв, которые я принесла радитебя… И ты никогда меня не оставишь.

Вы понимаете, друзья мои, каким сладко-лживым тономпроизносил я клятвы, выполнять которые не имел никакого желания.

Мы исчезли. На седьмой день нашего путешествия мы достиглиБордо, где я собирался провести какое-то время, прежде чем уехать в Испанию,страну, которую Жозефина избрала для нашего убежища и для заключения брака.Погода становилась все хуже день ото дня, поэтому, не надеясь на то, что мысумеем пересечь горы до весны, моя спутница предложила мне завершитьпутешествие в этом городе.

— Ангел мой, — ответил я этой невиннойдуше, — предлагаемая тобою церемония представляется мне совершеннобесполезной, и мне кажется, что для успеха наших дел гораздо лучше, если насбудут считать не супругами, а братом и сестрой, тем более что оба мырасточительны, и ста тысяч экю нам хватит ненадолго. Давай лучше торговать твоимтелом, Жозефина, и пусть твои прелести дадут нам средства к существованию.

— О друг мой, какое чудовищное предложение!

— Но это самое разумное, которое поможет нам выжить, яувез тебя только для того, чтобы осуществить этот план; любовь — это химера,дитя мое, реальностью является лишь золото, и его надо заработать любой ценой.

— Так вот какова цена твоих клятв!

— Пришло время, Жозефина, открываться перед тобой, знайже, что я никогда не испытывал ничего похожего на любовь; я наслаждаюсьженщинами, но я их презираю, более того, я начинаю их ненавидеть после того,как утихнет моя страсть, я терплю их рядом с собой, пока они полезны для моегоблагополучия, но когда они заговаривают о чувствах, я их прогоняю. Поэтому нетребуй от меня другого и предоставь мне заботу о твоем пропитании: я лжив,хитер, изворотлив, я поведу тебя от одной авантюры к другой, и благодаря моимсоветам ты станешь самой знаменитой блудницей, какую знал мир.

— Чтобы я стала блудницей!

— Разве не была ты ею для своего отца или брата? Не быламоей шлюхой? Вот уж здесь твое целомудрие совсем неуместно.

Глубокие вздохи и потоки слез то и дело прерывалистрадальческие фразы, которые хотела произнести Жозефина, ее приступ отчаяниябыл ужасен, и когда она увидела, что я тверд в своем намерении, что нет никакойнадежды меня разжалобить, несчастная, которая не хотела, по крайней мере,терять надежду остаться радом со мной, ибо она еще любила меня в своем безумии,согласилась на все, и мы перешли к обсуждению моего восхитительного плана.

Да, друзья мои, именно восхитительного: что может бытьприятнее, чем обеспечить себе роскошную жизнь за счет глупости и доверчивостидругих? Не надо бояться ни бурь, ни ураганов со стороны природы, и глупостьчеловеческая, вечная и неизменная, приносит тому, кто на нее рассчитывает,богатства, какие не смогут дать все рудники Перу. Я чувствовал в себенеобычайный подъем для того, чтобы вести вперед наше новое судно, Жозефинаимела все, чтобы крепко держать в руках штурвал, и мы пустились в плавание.

Роскошно обставленный дом, множество лакеев, лошадей,первоклассный повар — одним словом, все, что ослепляет богатых людей, привлеклок нам немало идиотов. Первым объявился старый еврей, негоциант, известный каксвоим богатством, так и распутством, Жозефина вела себя прекрасно, и сделкабыла заключена незамедлительно. Но у этого Креза были свои фантазии, ипоскольку он платил за них десять тысяч франков в месяц, от нас требовалосьабсолютное повиновение.

Вот в чем заключалась мания этого бравого потомка Савла.

Абрам Пексото хотел, чтобы две красивые девушки, которых онприставил в услужение Жозефины, ласкали ее на его глазах в будуаре,обставленном зеркалами, принимая самые разные позы. В это время Пексотовозбуждали два очаровательных педераста; эта первая сцена продолжалась околочаса, после чего юноши содомировали горничных, а Пексото содомировал содомитов.Достаточно возбудившись предварительными упражнениями, он приказывал положитьсвою любовницу на пол, как будто она была мертва, еврея привязывали веревкамиза руки и за член, и оба юноши два или три раза проводили его вокругнеподвижного тела с криками: «Она умерла, блудница! Она умерла, это ты убилее!» Девушки шли следом и подгоняли его розгами. Затем родич Иисуса Христаостанавливался и восклицал: «Поднимите же ее, раз она умерла». Тело укладывалина край дивана. Еврей совершал содомию, и пока он трудился над тем, чтобысбросить сперму в анус якобы мертвой женщины, оба ганимеда, чтобы ускоритьизвержение, подставляли ему свои зады для целования и не переставали вопить:«Да! Да! Она умерла, спасти ее нельзя!» А девушки продолжали рвать розгамикостлявое седалище селадона.

Услышав о прихотях старика, Жозефина немного всплакнула, нокогда я убедил ее, что она должна быть рада отделаться так легко и что в избранномею ремесле бывают приключения посерьезнее, что сто двадцать тысяч ливров ренты,прибавленных за такую услугу, стоят того, чтобы согласиться, она смирилась.Песото сам привел двух педерастов и двух субреток, отдельно заплатил за ихобустройство и питание и на следующий день перебрался и сам. Считая меня братомЖозефины, он не испытывал никакой ревности, и в продолжении года мы вели засчет Абрама жизнь, менее всего соответствующую израильским законам.

По прошествии этого времени Жозефине показалось, что еелюбовник не относится к ней с прежним энтузиазмом.

— Нельзя допустить пресыщения, — тотчасвстревожился я, — но если больше нечего рассчитывать на Пексото, надовыдоить из него все возможное.

Я знал, что еврей, до некоторой степени доверявший мне, недавнополучил полтора миллиона ливров в виде векселей. Я устроил так, чтобы Жозефиныне было в доме в то время, когда она обычно обслуживала его.

— Где твоя сестра, Жером? — спросил он, не найдяее.

— Сударь, — ответил я, — она только что ушлак вам в большой печали; она распорядилась, чтобы, если вы придете в ееотсутствие, вам подали ужин, а она скоро вернется. Однако, сударь, причина еепечали очень серьезная, Жозефина так спешила увидеться и поговорить с вами, и ябоюсь, что не встретив вас, она может что-нибудь сотворить с собой от отчаяния.

— Беги туда, — сказал мне Абрам, — не теряйни минуты; если ей нужны деньги, вот тебе бланк с моей подписью на моегокассира, поставь там необходимую сумму — двадцать… тридцать тысячфранков, — не стесняйся, дружище, я знаю, что ты человек разумный и нестанешь злоупотреблять моим доверием.