Роланд опять повернулся к алхимику и отдал ему распоряжения.Если он будет копаться по-прежнему, тогда точно прольется кровь. Когда алхимикхотел было пойти исполнять приказание налетчика, Роланд ткнул в его выпирающуюлопатку стволом пистолета. Старик в ужасе завопил и сразу же обернулся.

— Не ты. Ты оставайся тут. Пусть твой подмастерье сходит.

— К-кто?

— Он, — Роланд нетерпеливым жестом указал на помощника Каца.

— Что я должен делать, мистер Кац? — пролепетал помощник.Остатки юношеских прыщей выступили еще отчетливее на вдруг побледневшем еголице.

— Делай, что он говорит, ты, поц! Отпусти ему! «Кефлекса»!

Помощник достал какую-то бутылочку с одной из полок заприлавком.

— Поверни, чтобы я мог прочесть, что там написано, — велелстрелок.

Помощник сделал, как велено. Роланд не смог прочитать:слишком много незнакомых букв. Он справился с Мортоклопедией. Та подтвердила,что это Кефлекс, и Роланд понял, что мог бы и не тратить время на эту дурацкуюперепроверку. Только он знал о том, что не может прочесть все надписи в этоммире, но эти-то люди об этом не знали.

— Сколько таблеток в бутылочке?

— Ну, это, собственно, капсулы, — нервно ответил помощник. —Если вас интересует в таблетках…

— Не важно. Сколько здесь доз?

— О… А… — помощник так волновался, что едва не выронилбутылек. — Двести.

Роланд вдруг почувствовал себя точно так же, как и воружейной лавке, когда ему сказали, сколько патронов он может купить почти забесценок. В потайном отделении аптечки Энрико Балазара было девять маленькихпузыречков «Кефлекса», всего на тридцать шесть приемов, и даже после этого онпочти выздоровел. Уж если ему не удастся полностью уничтожить инфекцию задвести приемов, значит, ее вообще нельзя уничтожить.

— Давай сюда, — сказал человек в синем костюме.

Помощник передал ему лекарство.

Стрелок подтянул рукав пиджака и снял часы Джека Морта:«Ролекс».

— У меня нет денег, но этого, я надеюсь, хватит, на покрытиевсей суммы.

Он повернулся, кивнул охраннику, который так и сидел на полурядом со своим опрокинутым табуретом и смотрел на стрелка вытаращеннымиглазами, а потом вышел на улицу.

Вот так: просто вышел.

Секунд на пять в аптеке воцарилась гробовая тишина, если несчитать воя сирены, достаточно громкого, чтобы заглушить даже гул людскихголосов на улице.

— Господи всемогущий, мистер Кац, что же нам теперь делать?— прошептал помощник.

Кац взял с прилавка часы и прикинул их вес на руке.

Золото. Чистое золото.

Он не мог в это поверить.

Но приходилось верить.

Какой-то чокнутый зашел с улицы, выстрелом вышиб пистолет изруки охранника и нож из руки посетителя, и все для того, чтобы добыть и ненаркотик даже, а самое что ни на есть обыкновенное лекарство.

«Кефлекс».

Упаковка «Кефлекса» на какие-то долларов шестьдесят.

За которую он отдал «Ролекс» за 6500 баксов.

— Что делать? — переспросил Кац. — Что делать? Спрятать часыпод прилавок, вот что! Ты их никогда не видел. — Он посмотрел на Ральфа. — И тытоже.

— Не видел, сэр, — немедленно согласился Ральф. — Как толькоя получу свою долю с их продажи, я в жизни этих часов не видел.

— Его там, на улице, как собаку пристрелят, — с явнымудовлетворением заметил Кац.

— «Кефлекс»! А парень-то, вроде, ни разу даже и не чихнул, —с удивлением заметил помощник.

1

Когда в мире Роланда нижний край солнца коснулся Западногоморя, и золотая огненная полоска пролегла по воде до самого берега, где, точносвязанная индейка, валялся Эдди, в мире, откуда Роланд забрал Эдди, офицерыО'Мейра и Делеван потихонечку приходили в себя.

— Откройте мне эти наручники, а? — робко пролепетал ТолстякДжонни.

— Где он? — прохрипел О'Мейра и потянулся к кобуре. Ни тебени кобуры, ни ремня, ни запасных патронов, ни пистолета. Пистолет.

Вот дерьмо.

Он представил себе, как он будет иметь разговор с этимизадницами из Управления внутренних дел, которые знают о жизни на улицах лишь изпрограммы «Бредень» Джека Уебба, и денежный эквивалент утерянного оружия вдругпредставился ему не более важным, чем численность населения Ирландии илиместорождения полезных ископаемых в Перу. Он поглядел на Карла и увидел, что иу Карла тоже увели пистолет.

Господи Иисусе, помилуй нас, дураков, — подумал О'Мейражалостливо, а когда Толстяк Джонни снова робко поинтересовался, не будет ли онтак любезен взять с прилавка ключ и открыть наручники, О'Мейра начал было:

— Да я тебе сейчас…

Но тут же умолк. Он собирался сказать: Я тебе сейчас ненаручники сниму, а башку отстрелю, — вот только стрелять-то ему было нечем,так? Все пистолеты здесь на цепях, а этот ублюдок в очках в золотой оправе, свиду — нормальный, солидный даже гражданин, отобрал у них с Карлом их табельноеоружие с той же легкостью, с какой сам О'Мейра отобрал бы пугач у ребенка.

Поэтому он придержал язык, взял с прилавка ключ и открылнаручники. Тут он заметил «Магнум», который Роланд отшвырнул в угол. В кобуруон бы не влез все равно, так что О'Мейра просто заткнул пистолет за пояс.

— Эй, это мое! — слабым голосом воспротивился ТолстякДжонни.

— Да? Хочешь обратно его получить? — медленно выговорилО'Мейра. По-другому у него просто не получалось. Голова раскалывалась. Сейчасему больше всего хотелось найти этого мистера Очки-в-Золотой-Оправе и прибитьего гвоздями к ближайшей стенке. Тупыми гвоздями. — Я слышал, у них там в«Аттике» сейчас как раз в моде такие пухленькие, как ты. Знаешь, как они тамговорят, в тюряге? «Больше жопа, легче вставить». Так ты уверен, что хочешь егополучить обратно?

Толстяк Джонни отвернулся, не сказав ни слова. ОднакоО'Мейра все же успел заметить слезы у него на глазах и мокрое пятно на штанах.Но никакой жалости он не испытывал.

— Где он? — спросил Карл Делеван, закипая от ярости.

— Ушел, — как-то вяло ответил ему Толстяк Джонни. — Больше яничего не знаю. Он ушел. Я думал, он меня укокошит.