с другой, связаны только в той степени, в какой последние подпитываются его фундаментальными каббалистическими убеждениями. Однако, в отличие от Азриэля, он никогда не выдвигает причин для каббалистических взглядов, удовлетворяясь только их изложением. Но в своей полемике он заходит дальше. В этой связи любопытно, что того же Самуила ибн Тиббона, на которого Иаков нападает с такой враждебностью, с уважением цитирует Эзра бен Соломон. Я склонен думать, что именно комментарий Самуила к Песне Песней имел в виду Эзра, когда заявил в своём комментарии к 1:1:

[Автор Песни Песней] сравнивает девекут души с поцелуем, и поскольку поцелуй тоже происходит через рот, он был вынужден сказать в продолжении притчи [хотя в действительности имел в виду единство души с Активным Разумом]: лобзает он меня лобзанием уст своих, как один из современных учёных уже объяснил это до меня в своей книге.

Та же идея выражается в комментарии к Песни Песней сына Симона, Моше ибн Тиббона[666]. Однако, с учётом даты составления, маловероятно, чтобы этот последний комментарий использовал Эзра. Потому мы можем предполагать, что, по всей видимости, Моше воспользовался этим объяснением, как и многими другими элементами, из неопубликованного комментария его отца, который Эзра цитирует с уважением.

Ситуация с Иаковом бен Шешетом очень сложна. Иаков действительно старается провести различие между Самуилом и его учителем и образцом, Маймонидом. Последнего Иаков слишком почитал, как и многие другие каббалисты, чтобы отважиться нападать на него прямо. Скорее, он старался доказать, что именно ибн Тиббон ввёл проблемные еретические мнения в систему Маймонида. В конце концов, эта система, известная ему только через еврейский перевод самого ибн Тиббона, а не на оригинальном арабском, по мнению Иакова, гораздо ближе к подлинной теологии и потому к Каббале, как он часто и почти триумфально замечает, когда полагает, что может продемонстрировать, будто его противник неверно понял взгляды Маймонида. Для него два главных ересиарха — это Аристотель и ибн Тиббон, а не Аристотель и Маймонид. В самом деле, чтобы «одурачить простофилю» (ле-раммот хе-ха -мон), ибн Тиббон лицемерно использует благочестивые слова, избегая выражения своего истинного мнения, которое скрывал за двусмысленными фразами или тщательно выверенными оборотами. Таким образом он надеялся косвенно и постепенно отравить толпу и при помощи ортодоксального обличья своих учений соблазнить её неосознанно принять и впитать то, что, по мнению автора, было пугающей ересью. Полемическая часть книги Иакова, таким образом, по большей части посвящена обличению ибн Тиббона. Маску лицемера и преступника следовало сорвать, и опасные последствия его ереси (аверроизма?) следовало открыто изобличить и опровергнуть на основе религиозных и философских рассуждений, в которых каббалистические идеи едва ли играли какую-то роль. Для непредубеждённого читателя работы ибн Тиббона ясно, что эта полемика изобилует неверными толкованиями, преувеличениями и охотой на ведьм, хотя и в самом деле можно сомневаться, был ли ибн Тиббон таким правоверным, каким хотел казаться. Здесь мы сталкиваемся с удивительным явлением: в то же время, когда Меир из Нарбонны в своём послании опровергал каббалистов как еретиков, Иаков бен Шешет и его друзья пытались сыграть роль защитников ортодоксии. В этом отношении позиция Иакова даже более открыта, чем позиция Нахманида, поскольку он посвящает несколько глав честному изложению своей каббалистической точки зрения, в отличие от Нахманида в его высказываниях относительно спора о Маймониде. Если смотреть на вопрос под таким углом, полемика Иакова особенно интересна. Она доказывает, что в Жероне Каббала уже стала представлять настоящий религиозный иудаизм, так сказать, унаследовав миссию Иехуды Халеви. На самом деле, Иаков открыто утверждает в Шаар ха-Шамайим, что он и каббалисты его круга «построили защитную стену [вокруг раввинического иудаизма]».

В этой книге, а также в анонимно сохранившейся работе, озаглавленной Сефер ха-Эмуна веха-Биттахон, «Книга веры и надежды», автор постоянно ссылается на личные мнения и оригинальные гипотезы. Эта книга до сих пор была окружена тайной. Уже очень рано её стали приписывать гораздо более известному Нахманиду[667], взглядам которого она, однако, прямо противоречит по многим пунктам, что показывает сравнение с его комментарием к Торе. Бахья бен Эшер, который первым привёл длинные цитаты, не приводит ни названия, ни автора [668]. Однако, очень старый сборник текстов в Ms. Paris 843, содержит (fol. 84а) мистическое толкование благословения, которое произносят на церемонии обрезания, появившееся, на самом деле, в главе 21 этой книги. Манускрипт утверждает: «Я узнал от учёного р. Иакова бен Шешета из Жероны [следующее]». Потому мы можем заключить, что были круги, в которых его авторство ещё оставалось известно. Сравнивая книгу с двумя другими сочинениями, переданными от его имени, мы, на самом деле, вынуждены считать авторство Иакова, по крайней мере, крайне вероятным, если не точным. Она особенно тесно связана с вышеупомянутой полемической книгой. Упоминаются те же авторитеты и озвучиваются те же критические оговорки относительно его очевидно более старого коллеги Эзры, которого он часто цитирует, хотя обычно чтобы ему возразить. Стиль, фразеология, терминология и использованные формулы те же самые, и даже специфические проблемы (хотя они, в целом, редко оказываются идентичными) рассматриваются схожим образом. Тем не менее, есть некоторые поразительные расхождения, которые ещё следует объяснить. Так, в своей полемической работе он осуждает одно из объяснений Эзры, которое затем сам же предлагает в похожем контексте в этой работе[669]. В двадцати шести главах этой работы он детально рассматривает разные вопросы и комментирует библейские стихи и заповеди Торы, талмудические высказывания, тексты молитв и так далее, смешивая каббалистические утверждения с другими, более простыми объяснениями.

Поразительно, что в этих двух работах автор почти полностью избегает слова сод, «тайна», тогда как другие авторы этого круга используют его часто и с готовностью[670]. Избегание этого слова понятно, поскольку его книги были среди первых, в которых каббалистические учения излагались относительно неприкрыто и прямо. Иакон бен Шешет заходит гораздо дальше сдержанного стиля Нахманида и очень открыто обсуждает вещи, которые последний старательно обходит или скрывает. Так, Нахманид в предисловии к своему комментарию к Торе прямо запрещает изложение чего угодно «в этой науке» (Каббале), что человек не получил и не слышал от учителя. С своим гораздо более пламенным темпераментом Иаков бен Шешет не проявляет никакой сдержанности. «Всё новое, что человек на пути веры может открыть в Торе [то есть, изучая Тору], служит для распространения и прославления Торы»[671]. «Путь веры» — это, конечно, Каббала. Принимая ту же точку зрения