примитивных желаний, но разве не делают это люди во все времена, взывая тем громче, чем неистовей сжирающие их плотские потребности? Василиса наклоняется за новым поцелуем и одновременно опять потирается своим обжигающим даже сквозь ткань центром о мой железобетонный стояк, и я упираюсь пятками в землю не в силах уже остановить ответного движения. Ее волосы падают вперед, окружая наши лица, скользят по коже, создавая еще больше пронзительной интимности. Наши взгляды сталкиваются, и хоть я почти ничего не вижу в полутьме, но безошибочно считываю, дорисовываю согласие идти со мной до конца. Ну, вот и все. Большего и не нужно. Подаюсь навстречу, захватывая, вторгаясь в ее рот с еще большей дерзостью, чем раньше, и упиваюсь ответным напором. Да, вот так, моя хорошая. Мне тоже нравится жадно, до боли, до привкуса соли и металла. Помнишь это?

Скольжу руками по ее ногам, обнимающим меня, совсем не нежно сминаю ягодицы, снова вжимаясь пульсирующим членом в ее тело, и, кайфуя, ловлю прерывистый стон-всхлип, отдавая в ответ свой протяжный. Хочу еще одну пару рук или, может даже, несколько, чтобы обласкать, истрогать, истерзать одновременно каждый изгиб и сантиметр кожи. Чтобы ошалела, потерялась совсем, утонула в наслаждении и стремилась к нему снова и снова. Стремилась ко мне. Пожалуй, позже я проведу целую вечность, вот так лаская, сжимая, вылизывая и исцеловывая, отыскивая и запоминая каждое уязвимое место на ее теле, но сейчас напряжение непереносимо больше. Мы оба уже просто гибнем, пребывая в этом бесконечно затянувшемся состоянии зарождения оргазма, которое длится и длится, причиняя боль запредельным напряжением от невозможности достигнуть, наконец, своего апофеоза. Вынуждаю приподняться Василису и стягиваю давно лишние между нам бордшорты, как чертов фокусник выуживая одновременно из кармана презерватив, который до этого переложил из штанов. Кладу квадратик фольги себе на живот, однозначно давая понять моей Русалке, что игры кончились, и жду пару секунд, давая ей до конца это осознать. Снова приходит краткий испуг. Это же Васька, она может со скоростью света надумать себе все что угодно по поводу такого своевременного появления средства защиты. От того, что румянец на ее щеках моментально становится интенсивнее, а дыхание замирает, у меня в животе все скручивает узлом в ожидании худшего. Когда я успел уподобиться чувствительной барышне, у которой чуть что все нутро обмирает? Ох, Васька, сделаешь ты из меня истерика, ей Богу!

Но, видимо, точка невозврата для нас уже пройдена, и поэтому Василиса не останавливается и, лишь чуть замешкавшись, вкладывает шуршащий квадратик мне в руку и, сглотнув, шепчет:

— Лучше ты сам.

Позже, возможно, я обдумаю факт того, что смутило ее не наличие у меня презерватива, а то, что я предложил ей действовать самой. Сейчас мне это глубоко по фигу. Пока я упаковываю себя так быстро, как, наверное, никогда в жизни, Василиса наблюдает, прикрыв от меня глаза густой пеленой ресниц, и от этого мой и без того дико чувствительный член дергается, как будто готов вырваться из рук и самостоятельно рвануть к цели. Спокойно, неугомонное чудовище, мы и так уже почти в раю. Ждать больше не под силу уже обоим, и поэтому Василиса обвивает меня ладонью, едва я заканчиваю, и замирает, словно не уверена в том, что все делает верно. Она поднимает на меня глаза и смотрит немного беспомощно, при этом скользя пальцами по длине, и это реально способно прикончить меня.

— На что бы ты не решилась, сделай это или убей меня, — скриплю я так, будто в глотке полно гравия.

И-и-и да-а-а! Это, мать твою, происходит! Я просто не могу остановить этот бесконечно рвущийся из меня горловой стон, пока Василиса невыносимо медленно опускается на меня. Когда-нибудь много позже я смогу посмаковать физические ощущения, разобрать все их нюансы. Когда-то потом. Сейчас я просто один сплошной нерв под напряжением. Меня разрывает на части от дикой потребности в движении, и в тоже время, стоит Василисе шевельнуться, приподнимаясь, одновременно сжимая меня внутри, и я хватаю ее бедра, хрипя и умоляя притормозить. Это просто охренеть как слишком. Но миловать меня сегодня не будут.

— Я не могу… больше, — всхлипывает Василиса и двигается снова. И снова.

Рвано, неумело и абсолютно крышесносно. Прикрыв глаза и хмурясь, сосредоточенно, без всякого ритма, она скользит по моему члену, разбивая меня вдребезги каждым следующим движением. И я сжимаю зубы до хруста, пожираю ее глазами и подхватываю в этом танце, стараясь всем существом уловить необходимую только ей одной мелодию наслаждения. Ее лицо меняется очень быстро, напряжение трансформируется в гримасу концентрированного удовольствия, в котором она стремительно теряется, и я проваливаюсь следом, не в состоянии больше сдерживаться. Каждый следующий ее стон все больше похож на вскрик, добивающий меня. Влажный звук сталкивающихся тел… Насыщенный, дурманящий запах нашего секса… Отблески огня на бледной потной коже… Движения древнее самого мира… Каждый рывок внутрь и сжатие мышц, как последний отсчет до взрыва…

Спина Василисы изгибается, голова бессильно запрокидывается, накрывая мои бедра этим диким водопадом волос, ее финальный вскрик срывается на высокой ноте, становясь безмолвным воплем отчаянного экстаза, и это контрольный выстрел моей выдержки. Разрядка столь обжигающе острая, что в первый момент я не знаю, из-за чего срываю глотку в крике — от боли или от нестерпимого кайфа.

На какое-то время настолько оглушен, что ничего не могу слышать или видеть. Все во мне сейчас — непередаваемый коктейль из тактильных ощущений. Желанная тяжесть расслабленного Васькиного тела на мне. Ее дыхание, холодящее мокрую кожу в изгибе шеи. Мои руки на ней, удерживающие, сохраняющие, продлевающие неразрывный контакт наших потных тел. Последние сладко тянущие судороги, рождающиеся в паху и прокатывающиеся волнами от макушки до пяток, делающие случившееся только что завершенно-потрясающим. Мой мозг медленно выползает из той бездны оглушительного оргазма, куда рухнул только что, и тащит оттуда с собой какие-то новые эмоции, которые несколько сбивают меня своей интенсивностью. Обычным моим состоянием после раунда хорошего секса было краткое отсутствие вообще всяких мыслей и чувств, полное онемение и расслабуха. Типа, перезагрузка или подзарядка, чтобы спустя какое-то время продолжить, если есть время и желание у партнерши. Но сейчас все совершенно по-другому. Близость с Василисой ощущалась чем-то завершенным, полным, абсолютным, что ли. Я чувствовал насыщение во всех возможных смыслах этого слова. Не пресыщение и усталость, как после долгого секс-марафона, а вот именно удовлетворение в самом прямом смысле этого слова.

Оно мягко, но уверенно растеклось по телу и сознанию, и чем дольше мы просто вот так