— Если твоя жена права, думаю, мне надо с ним поговорить, —заметил Эдди. — Выслушать его историю.

— О, у деда много историй, это точно. С полтысячи! Беда втом, что в большинстве своем они лживы с первого слова, да он их еще и путает.Опять же, в последние годы он потерял последние три зуба, так что зачастуюразобрать его слова — задача не из простых. Скорее всего, из его рассказа тыничего не поймешь. Но я желаю тебе удачи, Эдди из Нью-Йорка.

— Да что такого он тебе сделал, Тиан?

— Речь о том, что он сделал не мне, а моему отцу. Но этодлинная история, которая не имеет никакого отношения к нашему делу. Забудь обэтом.

— Нет, это ты забудь, — Эдди остановился.

Тиан в удивлении уставился на него. Эдди кивнул, без тениулыбки. Мол, ты меня слышал. Ему было двадцать пять, на год больше, чемКатберту Оллгуду в его последний день на Иерихонском холме, но в сумеречном,вечернем свете он мог сойти и за пятидесятилетнего. Ответственность старила.

— Если он видел мертвого Волка, нам необходимо разговоритьего.

— Я не уверен, что из этого будет толк, Эдди.

— Да, конечно, но, думаю, ты меня понял. Если ты и затаил нанего зло, забудь об этом. Когда мы разберемся с Волками, можешь затолкать его вгорящий камин или сбросить с крыши, я разрешаю. Но пока держи свои обиды присебе. Договорились?

Тиан кивнул. Постоял, засунув руки в карманы, глядя надоставляющее ему столько хлопот северное поле, которое он называл Сучьим сыном.На лице читались и тревога, и жадность.

— Ты думаешь, история об убитом Волке — выдумка? Если да, яне буду тратить времени.

— Этой я склонен верить больше, чем любой другой, — снеохотой ответил Тиан.

— Почему?

— Ну, он рассказывает ее с того момента, как я началпонимать смысл слов, и она практически не меняется. И потом… — он скрипнулзубами. — Мой дед никогда ничего не боялся. Если кому хватило мужества пойти наВосточную дорогу и сразиться с Волками, не говоря уж о том, чтобы убедитьдругих пойти с ним, я бы поставил все свои деньги на Хайми Джеффордса. Он изтех, кто может убедить человека сунуть голову в пасть горной кошке. У меняощущение, что твой старший такой же. Или я не прав?

Эдди вспомнил, что он делал по указаниям Роланда, и кивнул.Стрелок умел убеждать людей бросаться грудью на амбразуру. Эдди не сомневался,что прежние друзья Роланда с ним бы согласились.

— Ага, — Тиан вновь повернулся к полю. — Если вы хотитечто-то выудить из старика, я советую поговорить с ним после ужина. После того,как он поест и выпьет полпинты грэфа, у него часто наступает просветление. Ипостарайся, чтобы твоя жена сидела рядом, чтобы он смог таращиться на нее.Полагаю, будь он помоложе, он бы не только таращился, — Тиан опять помрачнел.

Эдди хлопнул его по плечу.

— Он давно уже не молод. В отличие от тебя. Так что,радуйся, хорошо?

— Ага, — Тиан попытался прогнать грусть. — Что ты думаешь омоем поле, стрелок? В следующем году я собираюсь посадить на нем мадригал.Желтое растение, которое ты видел у нас на огороде.

Эдди подумал, что ничего путного от этого поля ждать неприходиться. И он подозревал, что глубоко в душе Тиан придерживается того жемнения: никто не называет поле Сучьим сыном, если надеется, что оноотблагодарит тебя за вложенный труд. Но очень уж знакомым было выражение лицаТиана. Такое же читалось на лице Генри, когда они отправлялись за товаром. Наэтот раз он будет лучшим, самым лучшим. «Китайский белый», а не «Мексиканскийбурый», от которого болела голова и расстраивался желудок. Их ждал приход,какого никогда не было, а уж потом, поблаженствовав с неделю, они поставили быкрест на наркотиках. Таковым было кредо Генри, вот и сейчас рядом с ним могстоять Генри, говоря ему, какая отличная сельскохозяйственная культурамадригал, и как в следующую жатву он будет смеяться над людьми, убеждавшимиего, что так далеко на севере мадригал не вызревает. А потом он прикупит полеХью Аксельма на той стороне холма, наймет пару людей, и земля будет золотитьсядо самого горизонта… да чего там, он, возможно, откажется от риса и полностьюсосредоточится на мадригале.

Эдди обвел взглядом поле, вспаханное меньше чем наполовину.

— Похоже, со вспашкой у тебя не ладится. Тут надо бытьчертовски осторожным с мулами.

Тиан хохотнул.

— Я бы никогда не рискнул пахать здесь на муле, Эдди.

— Тогда…

— Плуг тянет моя сестра.

У Эдди отпала челюсть.

— Ты дуришь мне голову?

— Отнюдь. Я бы пахал на Зале, он больше, ты сам видел, исильнее, но голова у него совсем пустая. Он ничего не понимает. Я пытался.

Эдди качал головой, не в силах поверить услышанному. Их тенидалеко протянулись по бугристой земле, заросшей сорняками и травой.

— Но… она же твоя сестра?

— Ага, а что еще ей делать целый день? Сидеть у ворот амбараи считать кур? Спать все больше и больше и подниматься лишь для того, чтобыесть картошку с подливой? Так даже лучше, поверь мне. Она не возражает. Трудноудержать ее на прямой, когда каждые восемь или десять шагов встречаются валунили нора, но она тянет, как дьявол, и смеется, как полоумная.

Что убедило Эдди, так это абсолютная уверенность Тиана всобственной правоте. Он и не думал оправдываться.

— Слушай, а почему не использовать на пахоте Энди. Готовспорить, у него получилось бы лучше, чем у тебя. Вам не приходила в головумысль о том, что его надо заставить работать. Он мог бы пахать, рыть колодцы,поднимать бревна на стройке. И на нем можно сэкономить картошку с подливой, —он вновь хлопнул Тиана по плечу. — Как же вы проглядели такого ценногоработника?

Губы Тиана дрогнули.

— Мечтать не вредно, все так.

— Не сработало, значит? Вернее, он не захотел работать.

— Что-то он делает, но не пашет и не роет колодцы. Еслипопросить его об этом, спрашивает пароль. А если пароль ты ему не называешь,спрашивает, не хочешь ли ты предпринять вторую попытку. А потом…

— А потом говорит, что тебе не повезло. Из-за директивыДевятнадцать.

— Если ты знаешь, чего задаешь эти вопросы?

— Я знаю, он так себя ведет, если интересуешься Волками,потому что спросил его о них. Я понятия не имел, что директива Девятнадцатьраспространяется и на физический труд.