Она отпрянула, глаза широко раскрылись, словно ей отвесилиоплеуху. А потом повернулась к пугалу, занесла правую руку над левым плечом.Последние лучи заходящего солнца окрасили тарелку в багрянец. Губы Маргаретпревратились в тонкую белую линию. На мгновение мир застыл.

— Риса! — яростно, пронзительно выкрикнула она, и выбросиларуку вперед. Пальцы разжались, указательный вытянулся вдоль линии, по которойполетела тарелка. Из всех, кто находился во дворе (в том числе и три ковбоя,которые тоже остановились, чтобы посмотреть, как хозяйка бросает орису), толькоРоланду хватило остроты глаз, чтобы проследить за полетом тарелки.

«Точный бросок! — радостно подумал он. — Очень точный!»

Тарелка с низким воем летела над утоптанной землей двора.Менее двух секунд потребовалось тарелке для того, чтобы достичь цели.Картофелина развалилась на две половинки, одна упала на землю у правой рукичучела, вторая — у левой. Сама же ориса вонзилась в воротину.

Мальчишки издали восторженный крик. Бенни вскинул руку с раскрытойладонью, как научил его новый друг, Джейк, звонко хлопнул по ней второйладонью.

— Отличный бросок, сэй Эйзенхарт! — крикнул Джейк.

— Отличное попадание! Спасибо тебе! — добавил Бенни.

Роланд заметил, как разошлись губы женщины, обнажая зубы, когдаона услышала эту искреннюю похвалу, совсем как у лошади, увидевшей змею.

— Мальчики, на вашем месте я бы ушел в дом, — сказал он. Налице Бенни отразилось недоумение. Джейк еще раз взглянул на Маргарет Эйзенхарти все понял. Ты делаешь, что от тебя следует… а потом до тебя доходит, что тысделал.

— Пошли, Бен, — бросил он.

— Но…

— Пошли, — он взял своего нового друга за руку и потянул ккухонной двери.

Роланд позволил женщине постоять несколько секунд, чтобы онапришла в себя. На ее щеках еще горели пятна румянца, но в остальном лицопобелело, как молоко. Стрелок подумал, что она изо всех сил старается поборотьтошноту.

Подошел к воротине амбара, схватился за сектор орисы с тупойкромкой, потянул на себя. Удивился, сколь большое усилие пришлось приложить,прежде чем тарелка шевельнулась и, наконец, ее удалось вытащить. Он принестарелку Маргарет, протянул со словами:

— Твой инструмент.

Поначалу она орису не взяла, зато бросила на Роланда полныйненависти взгляд.

— Почему ты насмехаешься надо мной, Роланд. Как ты узнал,что Воун взял меня из клана Мэнни? Скажи нам, прошу тебя.

Помогла, конечно, роза, прикосновение к ней усилилоинтуицию, помогло и лицо Маргарет, в котором было немало общего с лицом старикаХенчека. Но он не собирался объяснять этой женщине, каким путем и откудапопадали к нему те или иные сведения. Поэтому просто покачал головой.

— Я этого не знал. И не насмехался над тобой.

Маргарет Эйзенхарт ухватила Роланда за шею. Сухой, жаркойладонью. Наклонила ухо к своему перекошенному рту. Он подумал, что уловил запахвсех кошмаров, которые мучили его с того момента, как она решила покинуть своихблизких ради крупного ранчера Кальи Брин Стерджис.

— Я видела, как вчера вечером ты говорил с Хенчеком. И ещебудешь говорить с ним? Будешь, не так ли?

Роланд кивнул, завороженной ее хваткой. Невероятной длятакого миниатюрного тела силой. Она шумно дышала ему в ухо. Неужто лунатиктаился внутри каждого, даже в такой вот женщине? На этот вопрос ответить Роландне мог.

— Хорошо. Я говорю, спасибо тебе. Передай ему, что Маргаретиз клана Красной тропы прекрасно живет со своим любимым, ага, прекрасно, —хватка стала еще крепче. — Передай ему, что она ни о чем не сожалеет! Сделаешьэто для меня.

— Ага, леди, будь уверена.

Она выхватила у него тарелку, не боясь порезаться об оструюкромку. С тарелкой явно почувствовала себя увереннее. Посмотрела на негополными слез глазами.

— Ты говорил с моим отцом о Пещере? О пещере Двери?

Роланд кивнул.

— С чем ты пришел к нам, ты, несущий смерть человек сружьем?

Подошел Эйзенхарт. С тревогой глянул на жену, которого радинего ушла из привычного ей мира. Какие-то мгновения она смотрела на него так,словно видела впервые в жизни.

— Я делаю только то, что велит ка, — ответил Роланд.

— Ка! — воскликнула Маргарет, ощерившись, лицо вдруг сталозлобным, пугающим. — Отговорка всякого возмутителя спокойствия. И ты ничем неотличаешься от прочих!

— Я делаю, что велит ка, и то же будешь делать ты.

Маргарет смотрела на него, словно не понимая слов. Роландоторвал жаркую руку от своей шеи, сжал ее, мягко, не до боли.

— И то же будешь делать ты.

Секунду-другую она держала его взгляд, потом опустила глаза.

— Ага, — пробормотала. — Ага, как и мы все, — вновь решиласьпосмотреть на него. — Ты передашь Хенчеку мои слова?

— Ага, леди, как я и обещал.

На дворе, где с каждым мгновение сгущалась ночь, воцариласьтишина, нарушаемая разве что далекими криками расти. Трое ковбоев по-прежнемустояли у загона с рабочими лошадьми. Роланд направился к ним.

— Добрый вечер.

— Надеюсь, все у тебя хорошо, — приветствовал его один изних, коснувшись лба.

— Пусть все будет еще лучше, — ответил Роланд. — Миссасбросила тарелку и бросила хорошо, мы говорим, спасибо, да?

— Мы говорим, спасибо ей, — согласился другой ковбой. — Рукау миссас крепкая, глаз острый.

— Острый, — кивнул Роланд. — И вот что я вам сейчас скажу.Слушайте меня внимательно, прошу вас.

Ковбои недоуменно уставились на него.

Роланд вскинул голову, улыбнулся небу, вновь посмотрел наних.

— Вам, возможно, захочется поговорить об этом. Рассказать,что вы видели.

Они не сводили с него глаз, не желая признаться, что такоежелание у них, конечно же, возникло.

— Проговоритесь, и я убью вас всех, — добавил Роланд. — Выменя поняли?

Эйзенхарт коснулся его плеча.

— Роланд, право же…

Стрелок сбросил его руку, не оглядываясь.

— Вы меня поняли?

Ковбои кивнули.