Я не хочу сказать, что Брэдбери не творит из детстваромантический миф; напротив, он это делает. Детство само по себе – миф длябольшинства из нас. Нам кажется, что мы помним, что было с нами, когда мы былидетьми, но на самом деле это не так, Причина очень проста: мы тогда быличокнутыми. Оглядываясь назад, на этот источник нормальности, мы, те из нас,которые если не совершенно безумны, то законченные невротики, пытаемсяразглядеть смысл там, где его никогда не было, понять значение происшествий, неимевших никакого значения, и вспомнить мотивации, которых просто несуществовало. Так происходит процесс рождения мифа [253].

Вместо того чтобы плыть против этого сильного течения (какГолдинг и Хьюз), Брэдбери его использует; он соединяет миф о детстве с мифом оботце, роль которого исполняет здесь отец Вилла, Чарлз Хэлоуэй.., и если веритьБрэдбери, также тот линейный монтер из Иллинойса, который был отцом РэяБрэдбери. Хэлоуэй – библиотекарь, живущий в своем мире мечты; он в достаточнойстепени мальчик, чтобы понять Вилла и Джима, но и в достаточной степенивзрослый, чтобы дать в конце то, что не в состоянии дать мальчики, этотфинальный ингредиент аполлониевой морали, нормы и честности – простое сознаниесвоей ответственности.

Брэдбери утверждает: детство – это время, когда вы ещеспособны поверить в то, чего, как вы знаете, не существует:

" – Все равно не правда это, – выдохнул Вилл. – Небывает луна-парков так поздно в году. Чертовская ерунда. Кто захочет тудаходить?

– Я. – Джим спокойно стоял, окутанный мраком. “Я”, – подумалВилл, и глаза его видели блеск гильотины, гармошки света среди египетскихзеркал, чернокожего дьявола, потягивающего лаву, словно крепкий чай”.

Они просто верят; сердце у них еще способно перевеситьголову. Они еще верят, что сумеют продать столько поздравительных открыток илибаночек с мазью, чтобы можно было купить велосипед или стереопроигрыватель, чтоигрушка на самом деле проделает все то, что показывают по телевизору, и что “выможете сами собрать ее с помощью простых инструментов за несколько минут” иличто чудовища из цирка будут такими же страшными и удивительными, как на афишах.И они правы: в мире Брэдбери миф гораздо сильнее реальности, а сердце сильнееголовы. Вилл и Джим раскрываются перед нами не как отвратительные, грязные,испуганные мальчишки из “Повелителя мух”, но как почти исключительно мифологическиесущества из мечты о детстве, которая под рукой Брэдбери становится болееправдоподобной, чем сама реальность.

"В полдень и пополудни они вдоволь поголосили на разныхгорках, посшибали грязные молочные бутылки, поразбивали тарелочки [254], прислушиваясь,принюхиваясь, присматриваясь ко всему, чем встречала их осенняя толпа, месившаяногами опилки и сухие листья”.

Где они нашли средства, чтобы целый день провести наярмарке? Большинство детей в аналогичной ситуации подсчитали бы свои финансы, апотом прошли через мучительный процесс выбора; Джим и Вилл побывали всюду. Но иэто правильно. Они наши представители в забытой земле детства, и их очевиднонеограниченный запас денег (плюс точные попадания в фарфоровые тарелки ипирамиды молочных бутылок) принимается с радостью и не требует рациональногообоснования. Мы верим в это точно так же, как верили в то, что Пекос Билл задень вырыл Большой Каньон: в тот день он устал и не нес кирку и лопату наплече, как обычно, а тащил их за собой по земле. Дети в ужасе, но мифическиедети способны получать удовольствие и от ужаса. “Они остановились, чтобынасладиться бешеным биением своих сердец”, – пишет Брэдбери.

Кугер и Мрак становятся мифом зла, они угрожают детям не какгангстеры, похитители или просто плохие мальчишки;

Кугер – это скорее старый Пью, вернувшийся с ОстроваСокровищ, и слепота его сменилась ужасным количеством лет, обрушившихся нанего, когда карусель вышла из-под контроля. И когда он шипит Виллу и Джиму:“Ссслишшшком короткая.., ссслишшшком печальная жжжизнь.., для вас обоих!” – яиспытываю тот же холодок, который пробежал по моей спине, когда в “Адмирале Бенбоу”впервые появилась черная метка.

Сцена, когда мальчики прячутся от эмиссаров ярмарки, подвидом парада ищущих их в городе, становится лучшим итогом того, что Брэдберипомнит о детстве – о том детстве, которое действительно могло существоватьмежду долгими промежутками скуки и такими дрянными занятиями, как “принесидров”, “помой посуду”, “вынеси мусор” и “присмотри за младшими братьями исестрами” (возможно, для мифа о детстве имеет значение то, что Вилл и Джим –единственные дети в своих семьях).

"Они прятались в старых гаражах, прятались в старыхамбарах, прятались на самых высоких деревьях, на какие только могли залезть, нопрятаться было скучно, а скука была хуже страха, так что они слезли вниз ипошли к начальнику полиции и отлично побеседовали с ним, двадцать минутчувствовали себя в полной безопасности в участке, и Виллу пришло в головусовершить обход городских церквей, и они взбирались на все колокольни, пугаяголубей, и, возможно, в церквах, особенно на колокольнях, они тоже были вбезопасности, а может быть, и нет – во всяком случае, им казалось, что там онизащищены. Но затем их вновь одолела скука и надоело однообразие, и они были ужеготовы сами отравиться в Луна-парк, лишь бы чем-нибудь заняться, когда, на ихсчастье, солнце зашло”.

Единственным эффективным фоном для брэдбериевских детей измечты является Чарлз Хэлоуэй, отец из мечты. В образе Чарлза Хэлоуэя мы находимпривлекательные черты, которые может дать только фантазия, с ее способностьюсоздавать мифы. Мне кажется, говоря о Чарлзе Хэлоуэе, следует отметить триобстоятельства.

Во-первых, Чарлз Хэлоуэй понимает миф детства, в которомживут мальчики; для всех нас, кто вырастает и с некоторой горечью расстается сродителями, потому что чувствует, что они не понимают нашей молодости, Брэдберисоздает образ отца, какого мы, как нам кажется, заслуживаем. Мало кто изреальных родителей способен на такие отклики, как Чарлз Хэлоуэй. Егородительские инстинкты, по-видимому, сверхъестественно обострены. В шкале книгион видит, как мальчики бегут домой, увидев ярмарку, и негромко, про себя,произносит их имена.., и все. И ничего потом не говорит Виллу, хотя мальчикибыли на ярмарке в три часа ночи. Он не боится, что мальчики рыскали там впоисках наркотиков, или грабили старух, или возились с девочками. Он знает, чтоони отсутствовали по своим мальчишеским делам, бегали ночью.., как иногдаделают мальчишки.