Во-вторых, эта особенность Чарлза Хэлоуэя далеко неслучайна: он сам все еще живет в мифе. Психологические тесты утверждают, чтоваш отец не может быть вашим приятелем, но мне кажется, существуют отцы,которые не стремятся быть приятелями сыновей, и сыновья, которые не хотят,чтобы отцы были их приятелями, хотя и тех и других немного. Обнаружив, что Вилли Джим набили на деревья под окнами своих спален скобы и теперь могут незаметноуходить и приходить по ночам, Чарлз Хэлоуэй не требует, чтобы они убрали этискобы; он лишь восхищенно смеется и просит, чтобы мальчики пользовались ими,только когда им действительно нужно. Когда Вилл с болью говорит отцу, что никтоим не поверит, если они расскажут, что произошло в доме мисс Фоули, где злойплемянник Роберт (на самом деле это мистер Кугер, который стал выглядетьгораздо моложе, с тех пор как был воссоздан) обвинил их в грабеже, Хэлоуэйпросто отвечает: “Я тебе верю”. Он верит, потому что, в сущности, он сам тожемальчик и в нем не умерла способность удивляться. Гораздо позже, роясь вкарманах, Чарлз Хэлоуэй почти кажется старейшим в мире Томом Сойером:

«И отец Вилла поднялся, набил табаком свою трубку, поискал вкарманах спички, вытащил помятую губную гармонику, перочинный нож, неисправнуюзажигалку, блокнот, которым обзавелся, чтобы записывать великие мысли, да такничего и не записал…»

Почти все то же самое, кроме дохлой крысы и веревочки,которую можно к ней привязать.

В-третьих, Чарлз Хэлоуэй – отец из мечты, потому что на негоможно положиться. Он может в мгновение ока из мальчишки стать взрослым. Своюнадежность и ответственность он демонстрирует простым символическим поступком:когда мистер Дарк спрашивает, Хэлоуэй называет свое имя.

– Всего вам доброго, сэр.

"Зачем это, папа?” – подумал Вилл. Человек с картинкамивернулся.

– Как вас звать, сэр? – спросил он без околичностей. “Неговори!” – подумал Вилл.

Чарлз Хэлоуэй поразмыслил, вынул изо рта сигару, стряхнулпепел и спокойно произнес:

– Хэлоуэй. Служу в библиотеке. Заходите как-нибудь.

– Зайду, мистер Хэлоуэй, непременно зайду.

Хэлоуэй удивленно созерцал самого себя, осваиваясь со своимновым, таким неожиданным состоянием, в котором чувство отчаяния сочеталось сполным спокойствием. Тщетно было бы спрашивать, почему он назвал свою подлиннуюфамилию; он сам не сумел бы разобраться и по достоинству оценить этот шаг…

***

Но разве не логично предположить, что он назвал своюподлинную фамилию, потому что мальчикам нельзя этого делать? Он должен защищатьих – и он великолепно с этим справляется. И когда темные стремления Джимаприводят его на край гибели, появляется Чарлз Хэлоуэй и уничтожает сначаластрашную ведьму Пылюку, потом самого мистера Мрака и начинает борьбу за жизньДжима и за его душу.

«Что-то страшное грядет”, вероятно, не лучшая книга Брэдбери– мне кажется, что ему вообще всегда трудно было писать романы, – но интерес кмиру мифа так соответствует поэтической прозе Брэдбери, что роман имел большойуспех и стал одной из лучших книг о детстве (подобно “Сильному ветру на Ямайке”Хьюза, “Острову сокровищ” Стивенсона, “Шоколадной войне” (The Chocolate War)Кормье и “Детям тсу» (Tsunga's Children) Томаса Уильямса – называю лишьнесколько), которые должны быть у каждого взрослого.., не только для того чтобыдавать их читать детям, но чтобы самому вспомнить светлые надежды и темные сныдетства. Брэдбери предпослал своему роману цитату из Йейтса: “Человеком владеетлюбовь, а любит он то, что уходит”. Там есть и другие эпиграфы, но мысогласимся с тем, что слов Йейтса достаточно.., и пусть заключительное словоскажет сам Брэдбери – об одной из гринтаунских достопримечательностей, которыезачаровывали детей мечты, о которых он писал:

"А что до моего могильного камня? Я хотел бы занятьстарый фонарный столб на случай, если вы ночью забредете к моей могиле сказатьмне “Привет!”. А фонарь будет гореть, поворачиваться и сплетать одни тайны сдругими – сплетать вечно. И если вы придете в гости, оставьте яблоко дляпривидений”.

Яблоко.., а может, дохлую крысу на веревочке, чтобы ее можнобыло крутить.

7

"Невероятно уменьшающийся человек” Ричарда Матесона(1956) – еще один роман-фэнтези, упакованный в оболочку научной фантастики в торациональное десятилетие, когда даже сны должны были иметь реальное основание,– и этот ярлык до сих пор лепят к книге – потому что так хочется издателям.“Одно из самых классических произведений научной фантастики всех времен!” –кричит обложка недавнего переиздания в “Беркли”; при этом совершенноигнорируется то обстоятельство, что постоянное уменьшение человека со скоростьюодна седьмая дюйма в день лежит за пределами любой научной фантастики.

На самом деле Матесон, как и Брэдбери, никогда особенно неинтересовался научной фантастикой. Он снабжает роман необходимым количеством“научных” слов (мое любимое место врач восхищается “невероятным катаболизмом"Скотта Кери), а потом о них забывает. Мы знаем, что процесс, которыйзаканчивается тем, что пауку Скотту приходится убегать от паука “черная вдова”в собственном подвале, начинается, когда на Скотта обрушивается сверкающийпоток радиоактивных частиц; радиоактивность вступает во взаимодействие состатками инсектицида, который он применял несколько дней назад. Это сочетаниеи запускает процесс уменьшения – минимальная дань рациональному объяснению,современная версия пентаграмм, мистических пассов и злых духов. К счастью длячитателя, Матесон, как и Брэдбери, больше интересуется сердцем и разумом СкоттаКери, чем его “невероятным катаболизмом”.

Стоит отметить, что “Невероятно уменьшающийся человек”возвращает нас к старым страхам перед радиацией и к мысли о том, чтовымышленные ужасы помогают нам вытащить наружу и облечь в плоть то, чтотревожит нас на уровне подсознания. “Невероятно уменьшающийся человек” можетсуществовать только на фоне ядерных испытаний, межконтинентальныхбаллистических ракет, брешей в ядерном щите и стронция-90 в молоке. Есливзглянуть с этой точки зрения, роман Матесона (а это, согласно Джону Броснану иДжону Клюту, авторам статьи о Матесоне в “Энциклопедии научной фантастики”, еговторая опубликованная книга; первой книгой они называют “Я легенда” (I AmLegend); по-моему, они пропустили еще два романа Матесона: “Кто-то истекаеткровью” (Someone Is Bleeding) и “Ярость в воскресенье” (Fury on Sunday))является научной фантастикой не в большей степени, чем такие фильмы о БольшихНасекомых, как “Смертоносный богомол” (The Deadly Mantis) или “Начало конца”(Beginning of the End). Но в “Невероятно уменьшающемся человеке” Матесон непросто описывает радиоактивный кошмар; название романа предполагает дурные сныфрейдистского характера. Вспомним, что говорил о “Похитителях тел” Ричард ГидПауэре: победа Майлса Беннелла над стручками есть прямой результат егосопротивления деперсонализации, его яростного индивидуализма и защиты извечныхамериканских ценностей. То же самое можно сказать и о романе Матесона [255],но с одной важной оговоркой. На мой взгляд, Пауэре прав в своем предположении,что “Похитители тел” – это в основном роман о деперсонализации, даже обуничтожении свободной личности в нашем обществе; в то же время “Невероятноуменьшающийся человек” рассказывает о том, как свободная личность теряетзначение и становится все бессильнее в мире, управляемом машинами, бюрократиейи балансом на грани ужаса, когда будущее планируется с мыслью о “приемлемомуровне смертности”. В Скотте Кери мы видим один из наиболее вдохновенных иоригинальных символов того, как обесцениваются в современном обществечеловеческие ценности. В одном месте Кери рассуждает, что он вовсе неуменьшается; напротив, это мир увеличивается. Но в любом случае: обесценивание личностиили расширение окружения – результат один: уменьшаясь. Скотт сохраняет сутьсвоей индивидуальности, зато все больше и больше утрачивает контроль над своиммиром. И подобно Финнею, Матесон видит в своей книге “просто историю”, безвсякого двойного дна или подоплеки. Он рассказывает: