не разочаровало его. Блики свечей танцевали на воде и отражались в ее глазах. Ему отчаянно захотелось поцеловать ее. Он слегка подался вперед, собираясь поцеловать ее в щеку, но замер, когда она прикрыла рукой рот и посмотрела на него широко открытыми глазами, словно бы засветившимися изнутри еще сильнее. Одна из галер загорелась, потом огонь быстро перекинулся на другую из-за скипидара, которым он накрахмалил парус, и лака, которым покрыл палубу. Нико быстро подвернул штаны и босиком вошел в воду прямо по острым камням, ранившим ему ноги. Почти дойдя до горящего кораблика, он поскользнулся и оказался в воде по пояс. Алиса тихонько смеялась, и звуки ее смеха ласкали ему слух.

По-дурацки улыбаясь, он встал на ноги и еще раз попытался дотянуться до галеры, и наконец у него это получилось. Сжимая в руках тлеющие остатки галеры, он пошел обратно.

– Я приказал спалить ее, – объяснил он. – Ее захватили корсары!

Алиса хохотала до упаду. За свою относительно непродолжительную жизнь Нико не видел ничего прекраснее и точно знал, что никогда больше не увидит.

В следующую встречу он решил обязательно ее поцеловать. Почти весь отведенный им час Нико собирался с духом, но наконец коснулся губами ее щеки, а потом локона у виска. Нико вдыхал аромат ее духов и масел, и ему казалось, что он выиграл билет в рай. Алиса откликнулась на его поцелуй, подставила губы и прижала его руку к своей груди. Другой рукой она дотронулась до щеки, и они долго смотрели друг другу в глаза, в их взглядах была страсть, но в то же время и полное спокойствие, уверенность и знание того, что их души сливаются воедино, и это ощущение было куда приятнее и чувственнее, чем плотские касания, хотя они и обжигали, заставляя кровь бурлить в жилах.

– Иди сюда, – прошептала она, и они опустились на мраморную плиту.

Его рука скользнула под ее платье, а она дрожащими пальцами старалась развязать пояс его штанов. Потом все было как в дымке, все превратилось в восхитительную смесь вкусов и прикосновений. Он целовал ее шею, колени и бедра.

Он накрыл ее своим телом и стал двигаться, инстинктивно понимая, что будет дальше. Она застонала, и ее стон почти заглушил другой звук. Где-то над ними, далеко наверху, в мире, о котором они совершенно позабыли, раздался хлопок в ладоши. Алиса замерла, ее глаза расширились от ужаса.

Они слишком задержались!

Алиса оправила платье и бегом бросилась наверх, Нико – за ней, пытаясь на бегу завязать штаны. Он отодвинул решетку, им показалось, что скрежет такой оглушительный, громче пушечной канонады, что каждый евнух и палач в Топкапы обязательно его услышит. Даже не попрощавшись, Алиса выбежала в сад и вскоре пропала из виду. Нико мог только смотреть и слушать, тяжело дыша и чувствуя, как сердце сжимается от страха, но так ничего и не услышал.

Несколько недель он не знал, успела ли она вовремя, удалось ли ей скрыть свой проступок, выпустят ли ее когда-нибудь в сад. Он слышал женские голоса, но не находил ни следа ее пребывания в саду. У решетки не появлялось ни лепестков, ни камешков, ни ракушек. Лежа в постели по ночам, Нико молился, чтобы Бог защитил ее, сохранил ее для него. Закончив молитву, он понимал, что на самом деле не закончил, вставал с постели, стелил коврик, ложился на пол и молил о том же Аллаха.

Он ненавидел себя за то, что думал только о себе, позволил себе полностью забыться и потерять счет времени. Его страсть могла стоить ей жизни. Он знал, что, если поцелует ее снова, произойдет то же самое, и твердо пообещал никогда больше себе такого не позволять – до тех пор, пока не обретет свободу. Такие размышления ввергли его в пучину отчаяния.

Все, о чем он мечтал, казалось невозможным. Пока они остаются пажом и служанкой во дворце султана, у них никогда не будет больше времени, по крайней мере, пока он не поднимется при дворе достаточно высоко, чтобы забрать ее себе. Никто не мог пообещать, что на следующий же день она не исчезнет, что невидимые руки не схватят ее и не увезут неведомо куда. Возможно, он больше никогда ее не увидит.

Раньше Нико постоянно откладывал побег, но теперь ставки были слишком высоки. Он хотел освободить ее из плена, вытащить ее отсюда, и мысли об этом полностью поглотили его. Он строил планы о галере, о том, что нужно сделать, чтобы заполучить ее. Планировал украсть оружие из арсенала и захватить небольшой корабль. Они с Алисой поплывут по Золотому Рогу, выйдут из Мраморного моря в Эгейское, дойдут до самого Бриндизи, и там он попросит ее руки. Нет! Они поедут на Самос, на остров ее мечты! Нико не мог думать ни о чем другом, но пока даже не знал, все ли в порядке с Алисой.

Разумеется, тосковать у него времени не было. Каждый момент его бодрствования был наполнен выполнением обязанностей, но на всех уроках и занятиях он продолжал думать о ней. Глубокой ночью он писал письма Марии, доверяя пергаменту все свои страхи.

Дорогая сестричка,

у меня печальные новости о Джихангире, принце, который сделал меня своим другом.

Настал день, когда султан должен был возглавить поход на Персию, чтобы изгнать шаха с Павлиньего трона. Собравшаяся перед сералем и готовившаяся к выступлению армия представляла собой величественное зрелище! Тот, кто не видел подобных зрелищ, не может и представить, с каким размахом это происходит! Отряды военных маршировали под громогласный аккомпанемент пушечной канонады, в экстазе кружились дервиши из ордена Бекташи[17], доводя войска до исступления. На холме собралось не меньше солдат, чем песчинок в бархане, солдаты были одеты в шелковые одежды, доспехи, тюрбаны и шлемы, стальные лезвия сверкали на ярком солнечном свете. Эти войска рождены, чтобы воплощать то, о чем говорили имамы во всех мечетях, что в мире есть два дома: дом ислама и дом войны, и те, кто не может узреть свет первого дома, должны ощутить жар второго. Признаюсь, что и у меня кровь закипела в жилах при виде всего этого, поскольку я знал, что ни одна страна на свете не сможет долго сопротивляться сиявшей в тот день в лучах солнца мощи, которая собралась перед Обителью Счастья.

Войска медленно потекли за ворота, и небо вдруг потемнело. Солнце скрылось за темными тучами, шедшими так низко, что вскоре они заслонили даже минареты Айя-Софии. Гром и молнии присоединились к канонаде, все еще гремевшей по городу. Северный ветер с Черного моря привел Босфор в волнение. Я счел это предзнаменованием – вот какое будущее ждет еретиков-шиитов из Персии, хотя, возможно, я должен был уже тогда понять, что это дурной знак, предвещавший, что вскоре дом Османов погрузится в скорбь. Все говорило о том, что день для путешествий неблагоприятен, но если османы обнажили мечи, то уже не уберут их в ножны.

Белоснежно-золотистая галера с султаном на борту вышла из порта. Изящный корабль длиной около восьми футов управлялся сорока королевскими гребцами, одетыми в белые одежды и голубые шапочки. Корабль был просто образцом искусства судостроения, но шторм так швырял его по волнам, что даже нам, наблюдавшим за происходящим с берега, стало не по себе. Только Царь царей, казалось, ничего не замечал, и даже буйству природы было не под силу поколебать его спокойное достоинство.

После отплытия султана принц Джихангир взошел на борт корабля поменьше, с тридцатью шестью веслами, и тут в борт ударила сильная волна. Сходни не были правильно оборудованы для принца с его нетвердой походкой. Он оступился, но трое личных охранников помогли ему удержаться на ногах, хотя двое из них упали, пока галера выходила из гавани. Не знаю, почему у турок так – они живут у воды, как и мальтийцы, но почти никто из них не умеет плавать. Шелковые одежды мелькали в волнах, пока мужчины беспомощно били руками по воде, захлебывались и тонули. Однако больше всего нас беспокоило, что за борт упала и книга со стихами Джихангира. Двое умевших плавать янычар храбро бросились в волны, но книгу им достать не удалось. Принца это крайне расстроило, и в ту