Правитель Кемшэ, изумленный переспросил: «О великий эмир, ты сказал, чтобы я унес эту голову?» Я ответил: «На что может быть пригодной отрезанная голова врага, чтобы я держал ее у себя?» Эмир Абд-уль — Баки уложил в хурджин так-же и голову и согнувшись от тяжести золота и отрубленной головы султана Яхья Музаффари, вышел.

После убийства султана Яхья Музаффари, я думал о султане Муътасам бен Зейн-уль-Абедине, о том, где же он мог находиться. Мне донесли, что Яхья Музаффари пребывает в стране Шам (сегодняшняя Сирия, — Преводчик), где намерен собрать достаточно войска, с которым он мог бы выступить в Фарс, завоевать его и стать его прравителем. Когда мне докладывали о местопребывании султана Муътасама бен султан Зейн-уль-Абедина, я сам находился уже не в Фарсе, а в Мавераннахре.

Я отправил послание падишаху Шама, в котором рекомендовал воздержаться от оказания какого-либо содействия султану Муътасаму бен султан Зейн-уль-Абедину, вместо этого, схватить его и отправить в Мавераннахр в сопровождении охраны. Падишах Шама прислал ответ, в котором говорилось: «Видно ты чрезмерно задрал нос от гордости, ибо если бы это было не так, то бы знал свои границы и не давал указаний падишаху, подобному мне. Султан Муьтасам нашел свое прибежище у меня, и я не откажу ему в любой помощи, которую он может попросить». Получив такой ответ, я в тот же миг вознамерился было вести войско в Шам, но еще до получения того послания, я планировал идти походом на Индию, желая своими глазами увидеть страну, где, как мне говорили, драгоценности валяются под ногами, подобно простым камням. В конце-концов султан Муьтасам бен султан Зейн-уль-Абедин погиб в бою с одним из моих полководцев. Отрезав его голову, её отправили мне и, со смертью султана Муътасама династия Музаффаридов окончательно прекратила свое существование. И до сегодняшнего дня, когда я перелистываю эти страницы, она так и не возродилась вновь, ибо я уничтожил не только всех принцев-музаффаридов, но и завладел всеми их богатствами для того, чтобы в будущем никто из того семейства не сумел собрать войско и притязать на престол.

Устроив все дела в Ширазе должным образом, я постарался встретиться с учеными мужами того города и сказал, чтобы они собрались в мечети Умара бен Лайса Саффари, как я уже упоминал, он построил ту мечеть в 285 году хиджры. До беседы мои слуги угостили ученых мужей шербетом, после чего я спросил Шейха Бахауддина Ардестани, считавшегося самым выдающимся среди тамошних ученых мужей: «Во время ритуального омовения следует совершать «масх» (т. е. смачивание руками лба и ног) или же омыть ноги?» Шейх Бахауддин Ардестани ответил: «Ноги следует омывать». (Пояснение — писатель излагает слова Тимурленга, переводчик же так же передает их в том виде, в каком они изложены, и то, что вы читаете, не является отбражением точки зрения писателя или переводчика. Сам переводчик являясь шиитом-приверженцем двенадцати имамов, следует предписаниям шиитского учения-Переводчик). Я спросил: «Для чего следует омывать ноги?» Ответом было: «Потому, что так предписал Господь». Я спросил: «Почему Господь дал такое предписание?» Шейх Бахауддин ответил: «Чтобы была соблюдена чистота». Я спросил: «В каком из аятов Корана изложено это предписание?» Шейх Бахауддин не сумел ответить на тот вопрос.

Один из присутствовавших ученых мужей сказал: «О эмир, дозволь мне ответить на твой вопрос». Я сказал: «Я не тебе задал этот вопрос». Шейх Бахауддин сказал: «Я знаю, что в аятах Корана изложены предписания, касающиеся ритуального омовения, но не помню точно в каких». Я сказал: «Ты — ученый муж, считающийся духовным главой мусульман Шираза, как же это ты не помнишь, какие аяты содержат предписания о ритуальном омовении? Не помнить, в каких аятах содержатся слова о ритуальном омовении для тебя, являющегося ученым мужем и духовным главой, было бы равносильно тому, что доблестный воин в день битвы, отправившись на поле сражения, забывает прихватить с собою свой меч». Тогда я прочитал шейху Бахауддину аяты о ритуальном омовении, содержавшиеся в сурах «Маъэдэ» («Трапеза» сура 5) и «Несаъ» («Жёны» сура 4) и спросил его, понимает ли он смысл тех аятов, или мне необходимо перевести их смысл для него.

Он ответил, что смысл тех аятов ему понятен. Затем я обратился к другому ученому мужу по имени Хадж Муса Чах Кутахи: «Утренний намаз, согласно веры исламской, обладает особым преимуществом. Скажи мне, на каком основании утренний намаз обладает тем особым преимуществом?» Хадж Муса Чах Кутахи ответил: «Основанием того особого преимущества считается то, что утренний намаз предваряет начало дня». Я спросил: «Каким образом канонизировано это?» Хадж Муса Чах Кутахи не смог ответить на тот вопрос. Я спросил: «Есть среди вас тот, кто мог бы сказать, каким образом канонизировано особое преимущество (фазилат-э хасс) утреннего намаза?» Некий безбородый человек сказал: «О эмир, я могу ответить». Я сказал ему: «Говори».

Он сказал: «О эмир, утренний намаз потому наделен особым преимуществом, что Аллах в суре «Бани-йе Исраиль» («Сыны Израилевы» сура 17) упоминает о нем как «Коран-уль-Фаджр» (утренний Коран). Именно под таким определением «Коран-уль Фаджр» (утренний Коран) подразумевается утренний намаз. Все исламские богословы единодушно считают, что Коран в этом аяте подразумевается как намаз, на этом основании Господь назвал намаз Кораном, чтобы довести до сознания мусульман его особое место в исламской религии, чтобы они поняли, что утренний намаз обладает тем же значением, что весь Коран в целом. Поэтому мы, мусульмане, считаем намаз основой религии, но Господь среди всех намазов назвал Кораном именно утренний намаз, назвав его «Коран-уль-Фаджр», именно поэтому, утренний намаз для нас, мусульман, обладает преимущественным значением перед всеми остальными намазами, хотя конечно, все другие намазы так же обязательны и обладают присущими им достоинствами».

Я сказал: «Хвала тебе, о ученый муж. Встань, оставь то место где сидел, подойди и сядь рядом со мною. Ибо место мужа подобного тебе — во главе собрания, рядом со мной». Тот человек встал, приблизился ко мне, и я усадил его рядом с собой. В тот миг я заметил, что облачен он в довольно скромную, поношенную одежду, я спросил: «Как зовут тебя?» Он ответил: «Шейх Хасан-бен-Курбат». Я спросил: «Каковы твои средства к существованию?» Он ответил: «О эмир, я стеснен в таких средствах». Я велел пожаловать ему тысячу золотых динаров, чтобы он впредь меньше беспокоился о средствах к существованию.

Шейх-Хасан-бен-Курбат поблагодарил меня. Затем, приблизив лицо к моему уху, сказал тихо: «О эмир, не вводи далее в смущение присутствующих здесь. Большинство из них имеют различные привилегии от веры лишь в