Вдруг я заметил группу отступающих количеством в сорок-пятьдесят человек, среди которых было несколько верховых. Я увидел, что один из них — это султан Муътасам бен Султан Зейн-уль-Абедин, командующий правым флангом войска правителя Фарса. Эта группа не представляла для нас опасности, ибо не могла впоследствии снова напасть на нас. Таким же образом бежал и командующий левым крылом, Яхья Музаффари, дрогнувший и выбравший бегство вместо гибели на поле боя. Я обрадовался ибо это соответствовало нашим интересам.

Известно, что если бегут выдающиеся командующие, ответственные за управление войском в бою, остальные воины и их начальники не будут способны к дальнейшему сопротивлению. И с того момента воины султан Мансура Музаффари начали бросать наземь свои копья и сабли и стали сдаваться.

Я взял саблю в руки и в сопровождении группы воинов и их начальников ринулся в сторону султана Мансура. Я думал, что отборная гвардия султана Мансура Музаффари окажет жестокое сопротивление, падёт до последнего человека, но не позволит пленить своего повелителя. Однако, против ожидания, гвардейцы так же не оказали какого-либо сопротивления. Наши воины и начальники взяли их в плен и султан Мансур Музаффари остался один со своим слугой, державшим «чатр» (т. е. зонт) над его головой.

Весеннее солнце Фарса еще не было столь жарким, чтобы доставлять беспокойство. Видно было, что правитель Фарса был настолько изнежен телом, что не в состоянии был вынести лучей даже такого солнца. Держателем «чатра» правителя Фарса был чернокожий, и я видел, что он обладает большим мужеством и самообладанием, чем все военачальники султана Музаффари, поскольку мог бы бросить «чатр» и бежать, однако он не сделал этого остался на месте.

Я направил своего коня в сторону султана Мансура, отстегнул его саблю и передал одному из своих военачальников. Затем я спросил его: «Ты узнал меня?» Султан Музаффари спросил в страхе: «Ты знаешь фарси?» Я ответил: «Да, и полагаю, что знаю его лучше тебя. Я спросил тебя, узнал ты меня или нет?» Султан Мансур ответил: «Нет, я не знаю тебя, но догадываюсь, что ты один из близких к Амиру Тимуру людей». Я сказал: «Я — сам Амир Тимур».

Тот человек, услыхав мое имя, оглядел меня, с ног до головы забрызганного кровью, и лик его побледнел, видно было, что его обуял великий страх. Я сказал: «Пока не было необходимости, я не требовал с тебя ни табуна лошадей, ни единого харвара (т. е. мера веса в триста килограмм, вьюк одного осла) золота. Единственное, что я попросил, так это несколько бутылок с лимонным соком, чтобы излечиться от болезни, и если бы я попросил об этом мелкого торговца-разносчика, он бы исполнил мою просьбу, ибо она не была обременительной. Тогда, как ты, низкий человек, не прислал мне несколько несчастных бутылок лимонного сока, более того в своем послании ты нанес мне оскорбление, и теперь, готовь себя к тому, что ты заслужил». Султан Мансур спросил: «О, Амир Тимур, теперь, когда ты одержал победу, как ты намерен поступить со мной?» Я ответил: «Я казню тебя и истреблю весь твой род». Султан Мансур спросил: «А причем здесь мой род?» Я сказал: «Я не хочу, чтобы сохранился род человека, нанесшего мне оскорбление». Султан Мансур сказал: «О, Амир Тимур, если ты сохранишь мою жизнь и не тронешь моего рода, я выдам за тебя свою дочь». Я сказал: «Если бы мне была нужна твоя дочь, она и так была бы моей, и мне не нужно твое согласие на то. А я не такой человек, чтобы ради женщины отказываться от принятых решений. Возможно в мои юные годы женщинам и удавалось заставить меня отказываться от намеченного, но в нынешнем своем возрасте я в состоянии совладать со своими страстями, в противном случае я бы не одержал победу над тобой».

Султан Мансур ответил: «Этого еще не произошло. Я велел градоправителю Шираза оказывать тебе сопротивление». Я ответил: «Когда он увидит тебя посреди моего войска в положении пленника, то поймет, что всякое сопротивление бесполезно, особенно, если он так же ненавидит тебя, как остальные твои приближенные. И потому, он будет только рад открыть ворота города и встретить меня как подобает».

Поскольку существовала вероятность, что подоспеет войско, в свое время направленное султаном Мансуром к Арджанскому лесу, я решил вступить в Шираз в тот же день. Едва перевалило за полдень, когда битва полностью завершилась, та часть его войска, что бежала, скрылась в неизвестном направлении, другая — попала к нам в плен, вместе с ним в наши руки попали несколько сыновей Мансура Музаффари. Я велел Фаттах-беку вступить в Шираз с востока, а сыну своему Миран-Шаху велел идти на город с юга. Сам я также двинулся, чтобы вступить в город с юга, ведя с собою Мансура Музаффари. Мои военачальники знали, что в случае сопротивления все жители Шираза должны быть вырезаны.

Ко времени вечерней молитвы я подошел к Ширазу и увидел, что городские ворота заперты, на городской стене виднелись какие-то люди. Я велел глашатаю прокричать, чтобы градоправитель Шираза взошел на городскую стену для разговора со мной. Глашатай прокричал, градоправитель появился на стене и я, убедившись в том, что он действительно градоправитель, сказал ему: «Султан Мансур мною разбит. Военачальники бросили его и бежали. Войско уничтожено, сам же Мансур Музаффари — мой пленник». При этом я показал градоправителю плененного султана, тот узнал его.

Далее я добавил: «Дальнейшее сопротивление, попытка удержать город для тебя бесполезны, поскольку я знаю, что в городе нет войска, а без него тебе не выстоять. Если ты намерен биться, то без войска ты не продержишься и двух дней. Взяв город, я казню тебя, а всех жителей вырежу. Все имущество ширазцев, вместе с их женщинами достанутся моему войску. Но если ты по доброму откроешь мне ворота, жизни, имущество и женщины жителей Шираза останутся неприкосновенными. Никто не станет посягать на вас, ибо я пришел не для того, чтобы воевать с ширазцами, разорять и разрушать их город. Я с юности любил читать стихи ширазских поэтов, сам являясь ученым, питаю уважение к ученым мужам Шираза и не желаю причинять им никакого вреда. Я привел свое войско в Фарс с единственной целью — наказать вашего правителя и одержав над ним победу, я пленил его. И если по-доброму откроешь ворота, я здесь не задержусь надолго и после того, как войско мое отдохнет, уйду из Шираза».