владетельного всегда есть враги. Но Анунд не мог вообразить, откуда у него враги так далеко, чтобы предупреждение об этом пришло аж из Киева.

– В Хольмгарде не могут смириться с тем, что со времен твоего отца, Эйрика конунга, земля мери больше не платит им дань, – начал рассказывать Красен. – Пока власть была в руках у Сванхейд, она соблюдала уговор, который Эйрик заключил с ее сыном, Ингваром. Но Ингвар давно погиб. У него осталось двое сыновей – Святослав и Улеб, сын от наложницы. Эта наложница приходилась сестрой княгине Эльге, и поэтому ее сын был хоть и не признан отцом, но рос в довольстве, вблизи княжьего стола. Был совсем не то, что обычно бывают сыновья рабынь. Когда он вырос, то захотел власти. Стал требовать, чтобы Святослав разделил с ним наследство отца, хотя при жизни Ингвара об этом и речи не было. Сванхейд уже совсем стара и слаба. Уговорами, угрозами, посулами и подарками он склонил на свою сторону людей в Хольмгарде и в Гардах, русов и словен. Обещал, что если его изберут конунгом Хольмгарда, то он снова покорит Мерямаа и будет брать здесь дань, как брал его дед Олав и прадед Хакон. Святослав был очень недоволен этим и не хотел уступить ему власть. Не хотел, чтобы память его отца была опозорена разрывом договора между ним и Эйриком. Между ними разгорелась вражда, и Улеб оказался убит.

По мере этой речи Анунд все сильнее мрачнел и незаметно наклонялся вперед, ловя каждое слово. Его хирдманы и работники, даже служанки, кто понимал по-русски, тоже слушали, на лицах проступала тревога и негодование.

– Это случилось недавно, только нынешним летом, – продолжал Красен. – Смерть Улеба, хоть и заслуженная, в Хольмгарде вызвала большое возмущение. Тамошние люди отказались покориться Святославу. Сейчас там провозглашен конунгом его сын, но ему всего два лета, это неразумное дитя. А власть в руки пытается забрать другой внук Сванхейд, Берислав. Он метит на престол в Хольмгарде, поскольку сам происходит от Олава и имеет все права. Он дал клятву отомстить за Улеба и исполнить все его замыслы. С небольшой дружиной он явился сюда, в твои владения. Месть – это только предлог. Якобы отыскивая своих врагов, на самом деле он ищет способ подобраться к тебе. А погубив тебя, он сможет захватить и престол в Хольмгарде, и Мерямаа. Не желая, чтобы эти злые дела свершились, Святослав послал нас предупредить тебя, чтобы ты мог защитить себя, свою землю и договор между твоим отцом и Ингваром.

– Кугу юмо шамыч[43]… – пробормотал в изумлении Анунд. – Неужели это правда? Прости, но трудно поверить…

– В злых намерениях Берислава сомневаться не приходится, – сурово сказал Игмор. – Он преследовал нас и убил по пути двух человек – моего родного брата Добровоя и еще одного, Девяту, тоже старого киевского рода. Мы все с детства были ближайшими людьми Святослава, и за это его враги ненавидят нас.

– Чтобы ты не сомневался, что Святослав – твой верный друг и союзник, он послал тебе в подарок очень хороший меч, корляг, – добавил Красен. – Мы бы вручили тебе его немедленно, только твои люди забрали у нас все оружие. Прикажи его достать.

Прежде чем подпустить чужаков к конунгу, Меркей, конечно, велел им сдать все оружие и запер в большой ларь у входа. Изумленный Анунд кивнул, Меркей отпер замок, Градимир указал, что именно взять, и вскоре сам Меркей поднес Анунду меч в красных ножнах, потертых, но украшенных на конце и устье литой узорной бронзой. Взяв его в руки, Анунд внимательно осмотрел рукоять – франкской работы, с узором из врезанной серебряной и бронзовой проволоки, – потом вынул клинок и тоже осмотрел. Клеймо рейнских мастеров имелось – цепь непонятных знаков, с крестами на концах. Хоть Анунд и жил очень далеко от тех мест, где эти мечи делают, знал он их неплохо. Тринадцать лет назад при посредничестве воеводы Свенельда он через купцов-саксов выменял пять сорочков дорогих шкурок горностая на десять таких мечей. Два остались сыновьям Свенельда, восемь привезли Анунду. Часть из них ушла дальше на Восток, где за подобный меч давали его вес в золоте, но несколько он оставил для своих сыновей и братьев. Однако это не умаляло ценности подарка.

– Этот меч князь наш Святослав дарит тебе, Анунд, – повторил Красен. – Вместе с пожеланием, чтобы ты уничтожил своих врагов и защитил свои владения и жизнь.

Подарок и впрямь не посрамил бы ни одного владыку, ни другого.

– Я очень благодарен князю Святославу… брату моему… за такой ценный дар! – пробормотал Анунд, изумленный и стоимостью подарка, и внезапностью его появления. – Меркей, усади наших гостей и дай им поесть… как ты сказал, вас зовут?

* * *

Новый замысел, по дерзости даже превосходивший ночную засаду близ горелого погоста, тоже принадлежал Красену.

– Что мы мечемся, как зайцы драные, – сказал он двум уцелевшим побратимам. – Этот крючконосый бабкин внук встал на след и так легко не сойдет, да и Алдан – тот еще пес. А нас осталось только трое…

«Из семерых», – мысленно подхватил Градимир, да и Игмор, судя по мрачному лицу, вспомнил о двух младших братьях, с которыми свидится только в Валгалле.

Несколько дней они плыли вверх по Где, удаляясь от Мерян-реки и приближаясь к самому сердцу Мерямаа. Киев, княжий двор, Святославова гридьба, жены и родичи, вся привычная жизнь отсюда казались такими далекими, что только на Стрибожьих конях-ветрах туда и доскачешь. Мысль об оставшихся позади четырех могилах холодила сердце, и трудно было отвязаться от видения пятой могилы, что еще ждет впереди – своей собственной. И путь ведет прямо к ней… В этом чужом краю, где никто тебе на Весенние Деды и блина не принесет. Это было все равно что медленно тонуть: все дальше и дальше светлая поверхность, все меньше воздуха в груди, и не выплыть – тянет за ноги неодолимая сила смерти…

Девушка по имени Лебедь на прощание подарила побратимам мешок толченого ячменя и мешок вяленого мяса, так что по пути не голодали и в жилье ночевать не просились – да и жила здесь в основном уже меря, с которой киянам было не столковаться.

– Нам нужно найти опору посильнее, – рассуждал Красен, сидя вечером у костра. – Найти таких людей, с кем бабкин внук не справится, даже если саму старуху Сванхейд на подмогу позовет.

– Да мы уж были у одного такого, – недовольно ответил Игмор. – В Силверволле. Выставил нас за ворота, как челядинов нерадивых.