В Силверволле они не задержались и пустились в путь на другой же день после похорон Дюри. Предстояло дней пять плыть вверх по реке Огде[49], а потом по озеру Мерон, чтобы от Силверволла попасть к Озерному Дому. Вефрид осталась у Хедина и Эльвёр, но Хавстейн поехал со всеми дальше – он уже так привык считать себя полноправным участником похода, что не намерен был расставаться с Бером до самого конца… Каким-то еще будет этот конец!

– Правена, – как-то вечером сказал Бер, пока все молчали, прислушиваясь к звукам из чащи, – а тебе не страшно… с нами? Мы уже видели несколько смертей, и так близко… а ты женщина…

Правена помолчала и вздохнула.

– Мне страшно за мое дитя, – сказала она потом. – Мы с Игморовой братией не помиримся – теперь и у нас перед ними кровавый долг. Или они, или мы. Если уцелеют они – мой сын никогда не сможет жить спокойно.

– Ты помнишь, что я сказал там, у могилы? – подал голос Вальгест; он сидел чуть дальше от огня, закутанный в тьму, как в плотный плащ, и лица его нельзя было разглядеть. – Пока твой сын будет нуждаться в защите, я буду с ним.

– Он рожден мужчиной, и он станет мужчиной. Наступит день, когда он уже не сможет укрыться за спиной даже самого лучшего воспитателя. Может статься, он наживет себе врагов. Но я не хочу, чтобы в него летели стрелы из прошлого. С Игмором нужно покончить сейчас. Я только того и боюсь, что он ускользнет… А тебе, Вальгест, я очень благодарна, – еще помолчав, добавила Правена. – У меня нет братьев, и нам пригодится всякая помощь, особенно такого человека…

Алдан и Бер невольно переглянулись. При любом из них Правена и дитя не остались бы беззащитны, но оба думали: не так уж худо, если в Вальгесте она найдет не только воспитателя для сына. Человек он непонятный и всем чужой, но, похоже, надежный. А знатностью рода Правена и сама не одарена: мать ее бывшая уличанская полонянка, отец выбился в воеводы из простых гридей-телохранителей благодаря давней близости с Ингваром. В жены Улебу Мистина выбрал ее потому, что более знатные киевские семьи не захотели бы родниться с изгнанником, пребывающим в немилости у Святослава.

Путь по Огде на юг протекал спокойно. В последний день заночевали на северном берегу озера Мерон. Наутро, пользуясь ветром, пересекли его под парусом – лебедями пролетели, – и вошли в другую реку – она называлась просто Гда[50] – и двинулись вверх по ней. Теперь, как говорил Хавстейн, оставалось недолго. Хавстейн несколько раз бывал здесь, когда Эскиль и Хельга ездили к родичам на восток Мерямаа, да и река не позволяла сбиться с дороги. Местность тут была обжитая: часто попадались мерянские болы, виднелись высокие жердевые крыши, паслись козы, овцы, коровы. Полевые наделы, на которых усердно работали жнецы и виднелись снопы убранной ржи и ячменя, принадлежали, как сказал Хавстейн, по большей части русам, пришедшим с Эйриком: меряне по старинному своему укладу жили больше дичью, рыбой и скотом. Не раз путники видели, как жнецы убегают от незнакомых лодий в ближний сосняк, побросав серпы и косы, но не придавали этому значения: видно, тут опасаются всяких чужаков.

К вечеру наконец достигли Озерного Дома. Река Гда в этом месте делала почти замкнутую петлю, и мыс внутри петли по сути был полуостровом, и весьма обширным – взглядом не окинуть. Через неширокий перешеек дорога со стороны полей вела к воротам вала, и этот проход к городу, единственный не защищенный водой, легко было перекрыть, что делало старинную мерянскую крепость почти неприступной. С этой стороны путники и приближались; они еще не достигли ворот, а уже увидели издали высокую оконечность мыса, где за валами прятались самые старые здешние дворы, в том числе жилище Анунда конунга.

От Хавстейна Бер заранее знал, что Озерный Дом – значительное поселение, больше Видимиря. Теперь он видел, что оно даже больше Хольмгарда – а может, так казалось из-за большой его протяженности вдоль реки. Людей в нем жило много, несколько сотен, и в тесном скоплении его высоких жердевых крыш трое чужаков могли найти место, где спрятаться. Как человек королевского рода, Бер, явившись в место обитания чужого конунга, должен был первым делом показаться ему. К тому же Анунд состоял в родстве со Сванхейд, уже поэтому Бер надеялся на его помощь. Было решено, что в этот раз они не будут посылать вперед разведчиков, а просто высадятся и попросят провести их к конунгу. Там Бер изложит свое дело и обратится к Анунду за советом и разрешением искать Игморову братию в окрестностях озера Мерон. «Раз уж мы намерены кое-кого убить на Анундовой земле, стоит уведомить его об этом», – заметил Алдан, и Бер с ним согласился. Он бы не хотел, чтобы неведомые люди убивали кого-то в Хольмгарде, пусть даже своих кровных врагов. Первое убийство на Мерянской реке он совершил вне селений, но и этим Эскиль Тень был недоволен; его шурин Хедин постарался подобное предотвратить, чем «испортил всю охоту», как сказал Вальгест, но Бер понимал тревогу Хедина. Человек молодой, но неглупый, он извлек уроки из этого опыта и осознал: проливать кровь близ жилья Анунда конунга без его ведома будет не только неучтиво, но и опасно.

Пристань находилась перед перешейком, и от нее было недалеко до ворот вала. Однако створки оказались плотно закрыты, перед ними никого. Оглядевшись с воды, Бер не увидел ни одного человека близ домов вдоль дороги, что уводила от ворот дальше в поля.

Алдан молча тронул его за локоть и показал куда-то вперед и вверх. Рядом кто-то из отроков протяжно просвистел, кто-то помянул ётунову мать. Испуганно вскрикнула Лельча на соседней лодье. Проследив за взглядом Алдана, Бер ощутил холодок в груди: на забороле над воротами, на боевом ходе с внутренней стороны стен виднелись шлемы, края щитов и наконечники копий и стрел. Снабженные всем этим бойцы выглядывали в щели-бойницы между заостренными бревнами.

По знаку Бера лодьи свернулись к берегу и встали у самого края длинной деревянной пристани. Теперь было ясно видно: десятки стрел одновременно выцеливают их с заборола, и с такого расстояния опытный стрелок не промахнется. А прибывшие сидели в одних рубахах, щиты висели на бортах. Перед дружиной на стене, смотревшей на них сверху, они были так же беззащитны, как утки перед ловцом – только улететь не могли.