Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да вы хуже фашистов, – усмехнулся он. – Как мы можем сотрудничать, если вы мне не доверяете и ничего не говорите?
Конечно, я ему не доверял, и те, кто пришел после меня, тоже не доверяли. Много позже трибунал признает его военным преступником: при немцах он отдал приказ казнить наших военнопленных, пойманных при побеге. В итоге британцы приговорят его к расстрелу.
Разведку этот офицер наладить не сумел, действовал импульсивно, опираясь на рыночные слухи, и в панике перере́зал собственные телефонные линии, поэтому даже связаться с кем-либо для получения информации у нас не вышло.
В качестве компромисса я согласился объехать спешно выставленные вокруг города посты с его начальником штаба, немощным стариком с мозгами жандарма, и дать советы по организации обороны. Затем мы вернулись в штаб корпуса, где выяснилось, что немецкий командующий из Фоджи, расположенной в ста тридцати километрах к северу, по телефону пытается связаться с местной водопроводной компанией. Частное предприятие, обслуживающее акведуки по всей Апулии, располагало собственной сетью телефонных линий. О них никто даже не подумал, поэтому пока что они оставались целы. Мы направились в контору компании. Оказалось, что немцы, увлекшись разрушениями, подорвали какой-то трубопровод в Чериньоле, рассчитывая нарушить водоснабжение Бари, но ошиблись и сами остались без воды в Фодже. Теперь они хотели, чтобы итальянский командующий в Бари приказал водопроводчикам отправить к ним рабочих для ремонта. Я взял трубку и пообещал своему немецкому коллеге все починить, а заодно между делом навел справки о его силах и планах. В конце разговора я признался, что командую британскими механизированными частями в Бари, – надеюсь, вечер у него был испорчен. Немцев, как и итальянцев, в первые дни после перемирия охватила растерянность: во вчерашней мирной глуши пришлось мгновенно переходить к боевым действиям. Из-за непонимания сложившейся ситуации они довольно свободно болтали по телефону. Вечером из конторы водопроводной компании я связался еще с несколькими пунктами и в итоге составил представление о положении дел к северу от Бари. А вот что происходило к югу от города, оставалось загадкой. Я лишь знал, что вражеские войска там снабжались из Фоджи.
Теперь передо мной встала задача выяснить, какими силами немцы располагают в районе Альтамуры, потому что без информации о возможностях противника наша хилая дивизия в Таранто была обречена оставаться в бессмысленной обороне, а меж тем цель нашей высадки состояла в отвлечении немецких войск от Салерно на другом берегу Италии, где 5-я армия столкнулась с серьезным сопротивлением. Воздушно-десантная дивизия ничем ей не поможет, если просто займет периметр вокруг города. Но вслепую атаковать противника, предположительно превосходящего нас в три-четыре раза, с нашими скромными силами, без артиллерии, авиаподдержки и с минимумом транспорта, слишком рискованно. Требовалось что-то срочно предпринять, поскольку, пока мы тут ждем подкрепления, положение под Салерно может ухудшиться и 5-ю армию просто сбросят в море. Безусловно, не только наши скромные действия под Таранто создавали угрозу для немцев. Форсировав Мессинский пролив, на север через Калабрию двигалась 8-я армия, но ей предстояло преодолеть еще триста двадцать километров по непростым горным дорогам. Продвижение на каждом шагу замедлялось из-за взорванных мостов и заваленных туннелей, поэтому никто не знал, как скоро она сумеет вступить в бой.
После возвращения в Бари остаток 11 сентября я провел, пытаясь воодушевить итальянский гарнизон и навести там порядок в надежде, что при необходимости он сумеет дать отпор попытавшимся вернуться немцам. Наши грядущие планы предполагали использование порта и аэродрома, когда в Таранто соберется достаточно сил для выдвижения на Бари. Также здесь были сосредоточены большие запасы топлива и множество ценного для нас автотранспорта. Мне бы не хотелось, чтобы все это попало в руки к немцам. Я рассчитывал, что благодаря дезинформации, которую я распространил по телефону, немцы придут к выводу, что Бари находится под контролем британцев, и не решатся на контратаку, пока не соберут достаточно сил, и нам не придется униженно наблюдать, как город возьмут несколько броневиков, поскольку боевой дух итальянцев оставлял желать лучшего и рассчитывать на них не приходилось.
Наступила ночь, и, несмотря на всю срочность нашей миссии, я счел нужным дать всем отдохнуть, поскольку за прошедшие с утра 9 сентября три дня и две ночи мы спали не больше двух часов.
Замечательно ужиная в отеле Albergo Imperiale все вместе за общим столом, мы насторожили итальянского адъютанта из штаба (он пришел узнать, все ли у нас в порядке), который не одобрял совместных трапез рядовых с офицерами. Бьютимен, как повелось у наших радистов, большую часть ночи провозился, передавая мои донесения в Таранто, пока мы все спали.
Соотнеся имевшиеся скудные данные с картой, я составил предварительную картину вражеской диспозиции. Немецкие гарнизоны располагались в Джое-дель-Колле, Альтамуре и Гравине, удерживая цепь высоких холмов с удобной рокадной дорогой. Судя по всему, линия обороны тянулась дальше на запад через Потенцу к Салерно. Подразделения, которые особенно меня интересовали, снабжались из Фоджи по дороге, ведущей на Гравину. Поскольку Бари находился в руках итальянцев, а первым городом на Адриатике под контролем немцев, по моим сведениям, был Трани, получалось, что от Джои-дель-Колле до берега на 65 километров тянется обнаженный левый фланг противника. Я предполагал, что его, скорее всего, охраняют либо отдельные посты, либо патрули.
Я решил утром проскользнуть мимо этой скудной охраны, ночью пересечь дорогу Гравина – Фоджа, основную линию вражеских коммуникаций, и обосноваться к западу от нее в местности, если судить по карте, достаточно безлюдной и холмистой. Там, в глубоком тылу противника, по другую сторону от его обнаженного левого фланга, нас не должны потревожить патрули и мы спокойно разведаем позиции неприятеля. Я говорю «спокойно», поскольку на сей раз мы сосредоточились на сборе информации – деле довольно долгом, требующем осторожности и смекалки. Не хотелось все испортить беспорядочной стрельбой: на кону стояли более серьезные вещи, чем уничтожение немецких солдат или подрыв