сражаться, поэтому я предположил, что следующее масштабное столкновение случится именно в Фодже. Пока заварушка еще не началась, определенно стоило заняться разведкой. Наши штабные друзья из Таранто сочли бы такую задачу преждевременной и выходящей за пределы наших возможностей, поэтому, чтобы избежать споров, я решил действовать на свой страх и риск.

Лишь одно обстоятельство удерживало нас от незамедлительной отправки в длительный рейд: в Италии мы заправляли наши джипы местным синтетическим бензином. Экспериментальным путем удалось установить, что на нем машины не получают необходимой мощности, а потребление топлива возрастает на тридцать процентов. Я решил вернуться в тыл, чтобы заправиться американским бензином, который в окрестности Таранто уже завезли с избытком, и заодно загрузить итальянский грузовик тремя тоннами припасов, чтобы за линией фронта организовать несколько схронов.

На следующий вечер после моего визита к майору Шульцу я попрощался с Альфонсо и его приятелями, сказав, что отправлюсь в Потенцу, а оттуда в Салерно. В том направлении мы и поехали, однако через пятнадцать километров свернули с проселка напрямик в темноту по распаханному полю, объехали деревню, забрались на холм, где обнаружили руины замка – там и заночевали. С рассветом мы двинулись дальше, спустились в долину и остановились на привал в лесу. Идея была в том, чтобы создать как можно больше противоречивых слухов: пусть немцы думают, что в их тылу действуют серьезные вражеские соединения. Слухи, правда, пошли немного не туда: местные крестьяне потом рассказывали, что слышали и даже видели танки неподалеку от своей деревни, а в тех самых руинах, где мы ночевали, немцы якобы разместили тяжелые пушки.

Пока мы в роще ждали заката, чтобы продолжить движение в темноте, ко мне подошли два человека. Одеты они были вполне обычно, но что-то подсказывало: они здесь чужаки. Приземистые и сильные, с грубыми чертами лица, из-под взъерошенных русых волос они смотрели на меня бесстрастными голубыми глазами, в которых читалось умение воевать. Один из них заговорил на ломаном итальянском. Они оказались русскими солдатами, которых взяли в плен под Смоленском. Сначала они попали в лагерь для военнопленных в Германии, потом Организация Тодта направила их на работы во Франции и северной Италии. Оттуда им удалось бежать, и постепенно они пробрались на юг. Местные крестьяне, с которыми они трудились в поле, относились к ним по-дружески, но теперь эти двое не хотели упустить возможность снова повоевать против общего врага. Того, кто говорил, звали Иван, а его товарища – Николай. Они очень удивились, когда я по-русски пообещал, что через несколько дней наши войска освободят эту часть страны, а о них позаботятся и отправят домой. Лишние пассажиры в наши маленькие джипы не поместятся.

– Но мы же солдаты, – сказал Иван уже на родном языке. – Мы хотим сражаться. На родину мы потом и так вернемся. Пожалуйста, возьмите нас. Вы говорите по-русски и сможете отдавать нам приказы, любой другой английский офицер не сможет. Не бросайте нас в этой деревне.

Николай не проронил ни слова, лишь улыбался и старательно кивал. Я с трудом подбирал русские слова, усердно напрягая память, отчего моя речь звучала неестественно. Эти двое очень переживали – представляю себе их чувства. Бросать их не хотелось, но я не понимал, как с ними поступить, а еще немного опасался реакции сержанта Уотерсона, который постоянно подшучивал над моей манерой подбирать себе «любимчиков». В конце концов я решил пойти на компромисс и согласился взять Ивана, а Николаю строго велел оставаться в деревне. Он понуро, как наказанный ребенок, ушел, а Иван вернулся к джипу со своими скромными пожитками. Его мы усадили на заднее сиденье моей машины, отправив Лайлза в другую. Ближе к вечеру мы тронулись в путь прямиком через поле, в котором работали несколько мужчин. Николай подбежал к нам, махая на прощание Ивану. По лицу его текли слезы, он бежал все быстрее, чтобы не отстать от машины. Меня пронзила мысль, что если я не вмешаюсь, то два друга больше никогда не увидятся, и я приглашающе махнул рукой. Николай улыбнулся, дождался следующего джипа и запрыгнул в него.

Двое русских прослужили с нами до конца войны и стали настоящими талисманами нашего подразделения.

Таким образом, наш первый итальянский рейд в тыл врага, на мой взгляд, получился вполне удачным: я научился находить общий язык с итальянцами и собрал больше сведений, чем рассчитывал. Но всем остальным нашим, кроме Кэмерона, операция показалась скучной и неинтересной. Чтобы поддержать энтузиазм бойцов и вознаградить их за терпение, я решил отказаться от планов пересечь основное шоссе и скрыться на пустошах Мурге и вместо этого приказал притормозить на перекрестке и устроить засаду. Боб Юнни и Уотерсон заняли позиции на обочине шоссе, а еще три джипа выстроились вдоль проселка так, чтобы можно было вести огонь всем вместе. Контролировать процесс я поручил Юнни, и он действовал так уверенно, что я понял: хватит таскать его с собой, это растрата таланта. Как только основные силы нашего подразделения высадятся в Италии, Боб получит полную свободу действий и собственный отряд.

Однако мы понапрасну прождали всю ночь – на шоссе не появилось ни одной машины. В три часа утра мы заложили на перекрестке мины и отправились в Бари, рассчитывая приехать туда до заката. Чтобы отвести подозрения от местных жителей, Сандерс, наш новозеландец, который любил забираться повыше и когда-то служил матросом на парусниках, залез на телеграфный столб и повесил на перекладине британский флаг. Все сокрушались из-за такого исхода, но, когда мы объезжали валуны в узкой долине на полпути к вершине плато, позади прогремел взрыв и взметнулись алые всполохи пожара. Через некоторое время мы снова оказались на том перекрестке и обнаружили обугленные останки тягача и топливной цистерны, а еще – две немецкие могилы на обочине. Но это не принесло особого удовлетворения.

Вообще, мы предпочитали действовать иначе. Нас не интересовали победы такого рода, и мы в принципе сторонились военной романтики. Главное – помочь своим и помешать неприятелю; важны результат и хорошее приключение, слава нам была не нужна. В PPA гордились своим спокойным деловым подходом, радовались, если все возвращались из рейда живыми и здоровыми, и не увлекались подсчетами убитых врагов. И вроде бы минная война вполне соответствовала нашим стандартам: противник терял людей и технику, его боевой дух падал, а мы ничем не рисковали. Но все же в силу нашей извращенности мы обычно избегали использования мин. Мы без зазрения совести стреляли в зазевавшихся вражеских солдат, но оставлять мины, которые сделают зверскую работу за нас,