очередь дошла до Хосе Санчеса Герры. В июле 1921 г. войска Абд аль-Керима (Абд альКрима) нанесли испанцам сокрушительное поражение в Аннуале, испанские потери составили 10 тыс. человек[376]. Политики воспользовались военной катастрофой (которой Аннуаль, несомненно, был), чтобы наверстать упущенное в 1917 г. и отобрать инициативу у зазнавшихся военных. Санчес Герра приказал найти ответственных за поражение; отчет о результатах расследования был представлен в парламент осенью 1922 г.

Дебаты о расследовании катастрофы в Марокко спровоцировали отставку правительства Санчеса Герры и приход к власти очередного либерально-реформистского правительства «концентрации» во главе с Гарсиа Прието. В результате выборов в парламенте увеличилось представительство ИСРП. Шесть депутатов-социалистов присоединились к требованиям привлечения к ответственности виновных в поражении при Аннуале. Со своей стороны Гарсиа Прието не только решил продолжить разбирательство, но и создал специальную комиссию, в состав которой вошли представители всех партий, в том числе социалисты и республиканцы. Он, несомненно, понимал, что рискует, но решил идти до конца. 13 сентября 1923 г., незадолго до назначенной даты открытия сессии кортесов после летнего перерыва Мигель Примо де Ривера, генерал-капитан Каталонии, поднял военный мятеж в Барселоне. 14 сентября, писал Мануэль Асанья, «судьба Испании находилась в руках короля. Одно его решение могло бы заставить генералов встать на сторону правительства». Но Альфонсо XIII находился в Сан-Себастьяне и «тянул время»: то дороги якобы были плохи, то он якобы простудился — словом, делал все возможное, чтобы прибыть в Мадрид как можно позже. По приезде он очень любезно принял Примо де Ривера и несколько месяцев спустя отрекомендовал его королю Италии как «своего Муссолини», что свидетельствовало о единстве монархии и диктатуры. За несколько часов Альфонсо XIII ликвидировал Конституцию Испанской монархии, которую его отец Альфонсо XII утвердил декретом и санкционировал 30 июня 1876 г.

Диктатура и крах монархии

Не только король воспринял военный мятеж с облегчением. На собрании редакторов мадридских изданий диктатор говорил о том, что прежняя политика будет сметена в течение девяноста дней усилиями девяти «людей доброй воли» — членов военной Директории. На следующий день «Эль Соль» поддержала санацию, предпринятую военными, и одновременно выразила уверенность, что «когда будет покончено со старым режимом и произведена чистка государственного организма», Директории следует уступить власть гражданской политической силе, истинным либералам, которые во множестве имеются в испанских городах и селениях, либералам, выступающим за разрушение изжившего себя прежнего порядка.

С этой стороны все было ясно: государственный переворот уничтожил не собственно либеральный режим, а только старую политику. Действительно, в появлении врача, решительного хирурга просматривался определенный революционный смысл. Маэсту выразился очень ясно: Директория рубит головы гидре касикизма, вдохновленная идеями Пикавеа и Косты[377]. С некоторым опозданием, только через несколько недель, выступил Ортега-и-Гассет, подтвердив мнение «Эль Соль»: «Альфа и омега деятельности военной Директории заключается в том, чтобы покончить со старой политикой, — и добавил: —…достижению такой замечательной цели не следует чинить препятствий». Президент «Каталонского содружества» Пуч-и-Кадафалк сообщил генералу Мигелю Примо де Ривера, что если выбирать между «действием вне закона» или «коррупцией», то он выступает за первое, прекрасно сознавая, что в будущем государстве отношения регионов и власти будут основаны не только на строгих обязательствах, но и на верности, «доверительной и радушной, которая станет основой для плодотворного сотрудничества в благородном деле».

В 1923 г. риторика национального возрождения, отказ от старой политики и подъем регионального движения свидетельствовали об общественной поддержке диктатора, что обеспечило ему время для завершения задуманной хирургической операции. Примо де Ривера использовал кредит доверия для осуществления санации: на место всех представителей власти пришли военные. Он выкорчевал касикизм — распустил муниципалитеты и заменил их правительственными делегатами из военных. Когда истекли 90 дней, запланированные на исполнение плана санации, диктатор задумался о том, что для возрождения государства требуется не только разрушить старое, но и создать новое. По его инициативе началось создание Патриотического союза — политической партии, которая должна была стать аполитичной и объединить правых католиков и часть мауристов.

Если Примо де Ривера воспользовался каталонской и марокканской проблемами как трамплином, чтобы достичь власти, то теперь важно было восстановить порядок в Каталонии и начать отступление в Марокко для перегруппировки и концентрации сил. Действительно, когда Примо пришел к власти, социальная напряженность в Каталонии уже начала ослабевать, а он положил ей конец, удовлетворив тех, кто требовал порядка во имя развития бизнеса. Одновременно он покончил с автономией: «Каталонское содружество» было запрещено, а комитеты Регионалистской лиги закрыты. Националисты, которые недавно приветствовали диктатора, получили серьезный повод для недовольства. В Марокко Абд аль-Керим снова нанес поражение испанским войскам, даже более трагичное, чем при Аннуале. Но он совершил ошибку, напав и на французскую армию[378]. Этого было достаточно, чтобы Франция изменила свою традиционную политику в Марокко и согласилась заключить с Испанией военный договор о совместной операции против рифских племен. Франко-испанские силы, существенно превосходящие противника, высадились в Альхусемасе и вскоре одержали решающую победу. Популярность Примо де Ривера укрепилась. Как повелось со времен побед Хуана Прима в марокканской войне 1859–1860 гг., успех в Африке приносил и будет приносить политические дивиденды в самой Испании.

Умиротворение Марокко и порядок в Каталонии позволили Примо де Ривера приступить к институционализации режима. Была назначена Директория, состоявшая из гражданских лиц, и началась подготовка к созыву Национальной совещательной ассамблеи для выработки некоего подобия новой конституции. В социальной политике Директория прибегла к корпоративизму, а в экономической — к национализму, стремясь, как и другие европейские страны, воспользоваться периодом экономического подъема второй половины 1920-х гг.[379] Она сразу же получила поддержку ВСТ и создала Национальную корпоративную организацию (НКО), состоявшую из комитетов с равным представительством профсоюзов и предпринимателей, обязанности которых заключались в согласовании условий трудовых договоров и решении производственных конфликтов. В то же время анархистская НКТ была закрыта, а деятельность других рабочих ассоциаций ограничена. Урегулировав таким образом трудовые отношения, Директория приступила к реализации масштабного плана общественных работ, создала государственные монополии по добыче нефти, корпорацию телефонной связи и институты государственного регулирования экономики — Совет национальной экономики и Гидрографические конфедерации; организовала международную ярмарку в Барселоне и ибероамериканскую выставку в Севилье.

В первые годы после переворота Примо де Ривера добился важных успехов. Однако диктатор стал терять контроль над ситуацией после провала проекта Национальной совещательной ассамблеи. Политические деятели бойкотировали приглашение к участию в ее работе, а организации отказывались направить своих представителей. Тем временем стало ясно, что Примо де Ривера, с новой конституцией или без нее, рассчитывал остаться у власти, и тут снова заработал старый механизм заговоров и мятежей с участием и военных, и