— Мне повезло втом, что я вообще остался жив, — уточнил я. —Если я правильно понимаю, ничего ужасного вы не нашли.

— У меня ещё нет анализов крови и мочи, но пока могусказать, что вы в полном порядке. Я могу назначить вам рентген правой сторонытела и головы, если вас тревожат какие-то симптомы, но…

— Меня ничего не тревожит. — Кое-что меня всё-такитревожило, но эти симптомы рентген бы не выявил. Как и причины, их вызывающие.

Хэдлок кивнул.

— Я так тщательно осматривал вашу культю, потому что вы непользуетесь протезом. Подумал, может, у вас повышенная чувствительность. Иливоспалён шов. Но всё хорошо.

— Я просто ещё не созрел для протеза.

— Вот и отлично. Даже лучше, чем отлично. Учитывая, какие увас успехи. Как говорится, не чини то, что не сломано. Ваши картины… онипотрясающие. С нетерпением жду выставки в «Скотто». Я возьму с собой жену. Онауже в предвкушении.

— Это здорово. Спасибо вам. — Прозвучало банально даже длямоих ушей, но я ещё не знал, как реагировать на такие комплименты.

— И так уж вышло, что именно вы платите за пребывание в«Салмон-Пойнт». Грустно и смешно. Долгие годы — вы должны это знать — Элизабетприберегала этот дом для художников. Потом заболела и позволила сдавать, как илюбой другой, хотя настояла на минимальном сроке аренды в три месяца. Больше —пожалуйста. Не хотела, чтобы в этом доме устраивали вечеринки весенние туристы.Доме, в котором жили легендарные Сальвадор Дали и Джеймс Бама.[143]

— Не могу поставить ей это в вину. Место особенное.

— Да, но мало кто из знаменитых художников создал там что-товыдающееся. А потом появляется скромный, обычный арендатор, строитель изМиннесоты, восстанавливающийся после несчастного случая, и… Элизабет, должнобыть, очень довольна.

— Как говорят в строительном бизнесе, это вы хватили черезкрай, мистер Хэдлок.

— Джин, — поправил он меня. — И люди, которые слушали вашулекцию, так не думают. Вы выступили прекрасно. Я только сожалею, что Элизабетпри этом не присутствовала. Она бы гордилась собой.

— Может, ей удастся приехать на открытие выставки? ДжинХэдлок покачал головой, очень медленно.

— Я в этом сомневаюсь. Она боролась с Альцгеймером изо всехсил, но наступает момент, когда болезнь просто берёт верх. Не потому чтопациент слаб, просто таково его физическое состояние. Это как рассеянныйсклероз. Или рак. Едва проявляются первые симптомы — обычно это потерякраткосрочной памяти, — часы начинают отсчёт. Похоже, время Элизабет на исходе,о чём я очень сожалею. И я понимаю, как и большинство ваших слушателей, что всяэта суета вам не по нутру…

— Будьте уверены.

— …но если бы Элизабет попала на выставку, она бы такрадовалась за вас! Я знаю её большую часть своей жизни и могу сказать, что онавзяла бы под контроль всё, включая развешивание картин.

— Хотелось бы мне встретиться с ней в те годы.

— Удивительная женщина. Ей было сорок пять, а мне двадцать,когда мы выиграли микст на любительском теннисном турнире в клубе «Колония» наЛонгбоут-Ки. Я как раз приехал на каникулы из колледжа. Кубок всё ещё у меня.Думаю, и она где-нибудь хранит свой.

Его слова напомнили мне фразу: «Вы её найдёте, я уверена».Но прежде чем я успел подумать, откуда она взялась, в голову пришла другаямысль. Связанная с тем, о чём шла речь сегодня.

— Доктор Хэдлок… Джин… Элизабет писала красками? Илирисовала карандашом?

— Элизабет? Никогда, — и он улыбнулся.

— Вы в этом так уверены.

Это точно. Я спросил её однажды и хорошо помню тот случай. Вгород с лекцией приехал Норман Рокуэлл. Он не остановился в вашем доме,предпочёл «Ритц». Норман Рокуэлл — трубка и всё такое! — Джин Хэдлок покачалголовой, теперь он широко улыбался. — Господи, какой поднялся шум, какие быликрики, когда Художественный совет объявил о приезде мистера «Сэтедэй ивнингпост».[144] Идея принадлежала Элизабет, и ей нравился весь этот ажиотаж. Говорили,что желающих послушать лекцию хватит, чтобы заполнить стадион Гриффина наБен-Хилл… — Он заметил недоумение на моём лице. — Флоридский университет.Болото, откуда живыми выползают только «Аллигаторы».

— Если вы говорите о футболе, то мой интерес начинается«Викингами» и заканчивается «Упаковщиками».[145]

— Дело в том, что я спросил Элизабет о её способностях какхудожника по ходу всей этой шумихи. И нужно сказать, на Ро-куэлла народ пришёл,причём не в аудиторию Гелдбарта, а в Городской центр. Элизабет рассмеялась иответила, что она едва сможет нарисовать человечка из палочек и кружочков. Онаещё воспользовалась спортивной метафорой, вот почему я, вероятно, подумал об«Аллигаторах». Сказала, что она такая же, как и многие богатые выпускникиколледжа, только её интересует живопись, а не футбол. Она сказала: «Если неможешь быть спортсменом, дорогой, тогда поддерживай спорт. И если не можешьбыть художником, корми их, заботься о них, обеспечь место, где они могли быукрыться от дождя». Но талант к живописи? Нет, нет и нет.

Я хотел рассказать ему об Эгги Уинтерборн, подруге Мэри Айр.Потом прикоснулся к красной ручке в моём кармане и решил, что не стоит. Решил,что хочу совсем другого: вернуться на Дьюма-Ки и рисовать. Картина «Девочка икорабль № 8» была самой грандиозной и смелой из всего цикла, самой большой исамой сложной, и я её уже практически закончил.

Я встал и протянул руку.

— Спасибо вам за всё.

— Пустяки. Если вы передумаете, и вам потребуютсяболеутоляющие посильнее…

Разводной мост на Дьюма-Ки подняли, чтобы пропустить всторону Залива дорогую игрушку какого-то богача. Сидя за рулём «малибу», Джеквосхищённо смотрел на девушку в зелёном бикини, которая загорала на палубе.Радиоприёмник был настроен на волну «Кости». Закончилось рекламное объявлениесалона, торгующего мотоциклами (на «Кости» обычно рекламировали продажумотоциклов и услуги по ипотеке), группа «Who» заиграла «Magic Bus». Культязачесалась, начала зудеть. Зуд медленно усиливался и распространялся вниз. Я чутьприбавил звука. Потом сунул руку в карман и достал ручку. Не синюю, не чёрную;она была красной. Повертел её в лучах заходящего солнца. Открыл крышкубардачка, порылся внутри.