В первые месяцы разрухи Таня самоотверженно сражалась сгрязью и хаосом. Прислуга исчезла, старушка няня делала, что могла. Папа иАндрюша старались помочь. Папа приносил продукты, Андрюша таскал воду ведрамииз колонки в соседнем дворе, колол дрова, топил печь. Но это была капля в море.Вся огромная, зловонная, ледяная махина бытовых забот образца 1918 годасвалилась на Танины плечи.

Стирка, стряпня, уборка отнимали уйму сил и времени. Каждыйдень нужна была теплая вода, чтобы вымыть ребенка, чистые пеленки требовались вогромном количестве. Почему-то именно мыло при большевиках исчезло в первуюочередь. Всего не хватало, но мыло превратилось в особенную роскошь.

Таня научилась штопать, шить, вязать, оттирать пескомгрязные сковородки. Жарили в основном на касторке, но и ее экономили, берегликаждую каплю, поэтому все пригорало. В квартире стоял какой-то особенный,омерзительный запах. Мишенька начал ползать, приходилось драить полы, тряпок нехватало. Грязь наступала со всех сторон, Таня сражалась с грязью, как с личнымврагом, стиснув зубы, стыдясь своего отчаяния.

День за днем одно и то же, тупая изматывающая рутина, откоторой никуда не денешься. Вымыть волосы, надеть чистое белье, привести впорядок красные, распухшие, шелушащиеся руки становилось все трудней.

Еще весной при очередном обыске в группе товарищей оказаласьмолодая зоркая бабенка, она вычистила комод и платяной шкаф в комнате Тани.Исчезли не только украшения, платья, блузки, юбки. Чулки, нижнее белье, щетки,гребенки, заколки, баночки с кремом, флаконы с духами, серебряный маникюрный набор– все было реквизировано.

Тогда она отнеслась к этому спокойно. Она еще не привыкла кновой реальности и легко расставалась с вещами. Но теперь нечего было надеть инегде купить. Такая мелочь – маникюрные ножницы, пилка для ногтей. Но что жеделать без них?

В университетской аудитории, в толпе новоиспеченныхстудентов, Таня увидела ту самую молодую зоркую бабенку, и в ушах ее сверкалималенькие бриллиантовые сережки, папин подарок на именины в шестнадцатом году.Бабенка не боялась их носить, и Таню узнала, взглянула на нее с наглойусмешкой.

Таня пробралась сквозь толпу к выходу, убеждая себя, чтопросто не желает терять время, торчать на этом идиотском собрании. Лучше ужзабежать домой перед дежурством, нацедить молока для Мишеньки, постирать и развеситьзамоченное с утра белье. Скоро толпа этих случайных людей схлынет, начнутсянормальные занятия.

Она вышла во двор. Там стояли два грузовика. Из них прямо наземлю выгружали трупы.

– Гляди, гражданочка студентка, сколько покойничков привезливашему брату для анатомических занятий, – весело крикнул Тане молодой парень вкожаной куртке, – даешь рабоче-крестьянскую медицину!

Не оглядываясь, она бросилась бежать, вслед ей слышался веселыйгогот. Только у Триумфальной площади она опомнилась, остановилась, пошласпокойным шагом.

– Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы у меня не пропаломолоко, чтобы Мишенька был здоров, чтобы не болели и не страдали папа, Андрюша,няня, Ося, тетя Наташа. Господи, сохрани и помилуй раба Твоего Павла, моегомужа. Пресвятая Богородица, защити его от пули, от сабли, от тифа, холеры. Аменя, глупую, слабую, спаси от тупого животного озлобления, не дай моему сердцузаледенеть, а разуму зачахнуть.

* * *

Москва, 2007

Для акционеров, сотрудников и прочих заинтересованных лицбыла давно заготовлена версия о том, что Петр Борисович хочет присоединить ксвоей империи немецкую фармацевтическую фирму «Генцлер», открыть на территорииРоссии несколько филиалов, создать сеть аптек. Момент самый подходящий, вотечественном аптечном бизнесе назрел кризис. Фармацевтические магнатыразорялись один за другим. Во-первых, слишком беспощадно жрали друг друга,во-вторых, наглели, торговали просроченными и поддельными лекарствами.

Фирма «Генцлер» была одной из старейших на европейскомрынке, имела высокую репутацию, но дела ее шли скверно. За последние двадцатьлет она сильно сбавила обороты, практически от нее осталась только красиваямарка. Марка значила много, давала большие преимущества, при этом стоила не такуж дорого.

Идея акционерам и сотрудникам понравилась. Она даже самомуПетру Борисовичу понравилась, хотя родилась всего лишь как легенда прикрытия ипринадлежала Зубову. А он, по мнению Кольта, в бизнесе ничего не смыслил.

Вскоре после пожара в Интернете появилась информация о том,что в Германии, на острове Зюльт, сгорела лаборатория, в которой проводилисьисследования, спонсируемые российским нефтяным магнатом Петром Кольтом. Тут жеодин из популярных таблоидов выдал сенсацию, будто пожар устроил потенциальныйконкурент Петра Борисовича, разорившийся фармацевт Брюзгалинд, на которого какраз недавно было заведено уголовное дело в связи с торговлей поддельнымилекарствами.

– Не исключено, что это работа наших друзей имхотепов, –заявил Агапкин, наткнувшись на таблоидную байку, – они заметают следы. К томуже весьма выгодно натравить на тебя фармацевта Брюзгалинда. Он хоть и подследствием, а все равно силен, связи у него обширные, методы совершеннобандитские.

– Брось, – отмахнулся Кольт, – таблоиды никто из серьезныхлюдей не читает.

– Тут написано, что версию о намеренном поджоге высказалтвой представитель, не пожелавший назвать свое имя. Спорим, Брюзгалинд ужезнает?

Старик позвонил не вовремя. Утром Кольт всегда был нервный имрачный, а сейчас тем более. Он ехал в свой офис, ему предстояло важноесовещание, он должен был просмотреть в машине кучу бумаг. Он опаздывал и,разумеется, застрял в пробке.

– Не буду я с тобой спорить, отстань, пожалуйста, – сказалон старику, – заскочу к тебе вечером, поговорим.

– Вечером ты в любом случае должен явиться, – не унималсяАгапкин, – а спорить со мной действительно нет смысла. Я прав как всегда. Вот,появилось интервью Брюзгалинда, ему задают вопрос: что он думает о пожарелаборатории на острове Зюльт и какие у него отношения с господином Кольтом.Заметь, интервью печатает уже не таблоид, а вполне солидная газета. Тираж пятьмиллионов.

– Ладно, хватит. Тебе вредно сидеть в Интернете! Все, пока.До вечера. – Кольт нажал отбой, но телефон мгновенно опять зазвонил, искрипучий противный голосок произнес как ни в чем не бывало:

– Разумеется, Брюзгалинд отвечает, что впервые об этомслышит. Но он явно нервничает, хамит корреспонденту. Зернышко упало вблагодатную почву. Росток взойдет скоро. Уверяю тебя, это будет не фиалка идаже не терновый куст. Гигантское могучее древо со сложной, глубокоразветвленной корневой системой. Дуб. Баобаб ненависти.

– Ничего, я найму лесорубов, – буркнул Кольт.