– Да, я забыл тебе сказать самое главное. Шмидман-Гарскийдавно и крепко повязан с нашим общим знакомым, с товарищем Свердловым. ТоварищСвердлов товарищем Гарским очень дорожит и назначил его комиссаромпродовольствия Тираспольского революционного отряда. Не думаю, чтопродовольственный комиссар сильно обрадовался, увидев крошку Фейгу, однакопахло от нее хорошо, французским мылом, и он не побрезговал.

Из прихожей послышался резкий телефонный звонок. Петерсвскочил, хотел броситься к аппарату, но вдруг остановился посреди гостиной,прижал палец к губам и помотал головой.

– Ай эм нот ат хоум нау. Меня нет. Пусть все катятся кчерту! – он забормотал что-то невнятное.

Телефон продолжал звонить. Петерс опять сел на диван, стянулс круглого журнального столика кружевную салфетку, вытер влажное лицо, вскинулглаза на Федора. Глаза были красные, воспаленные, но уже совсем трезвые.

– Мыло. А пис оф соуп, – произнес он, когда звон затих, ихрипло засмеялся. – Хорошее французское мыло. Так-то, Федя. Утром комиссар сней попрощался. Она бродила по улицам, зябла, хотела закутаться в свою шаль, ношали уж не было. Ничего у нее не осталось, кроме маленького душистого обмылка.И решила Фейга ехать в Москву, к подругам-каторжанкам, они давно ее к себезвали, обещали приютить, помочь.

– Как же она оказалась вечером тридцатого на Серпуховке? –спросил Федор.

– Да очень просто. Ей передали весточку от Гарского, будтобы он назначил ей свидание у ворот завода Михельсона. Она, разумеется, пришла имогла бы там стоять сутки, двое, трое. Стемнело, стал дождик накрапывать. Онане знала, что приехал Ленин, ей до него дела не было. Она ждала Гарского. Нотут началась паника, беготня. Ей сказали, что кто-то стрелял в Ленина иподозревают Виктора. Будто бы он шел к ней, но его схватили, и теперь онадолжна помочь, как когда-то с бомбой.

– А где же он сам, легендарный герой-любовник? – решилсяспросить Федор.

– В Одессе, кажется, или в Киеве, – Петерс равнодушно махнулрукой, – я вовсе не уверен, что он посвящен в детали этой романтическойистории. Достаточно было того, что Яшка Свердлов знал, как преданно любитглупая Фейга умного Гарского. Знал и воспользовался.

– Зачем же ее убили так поспешно? – спросил Федор. – Мнеказалось, она нужна им для открытого процесса.

– Да, вначале я тоже так думал, – кивнул Петерс. – Она сразувзяла вину на себя. Признание ее звучало совершенно нелепо, но это уже мелочи.Она сумасшедшая, и отлично. Только сумасшедшая способна выстрелить в великоговождя.

– Но без обвиняемого довольно сложно сфабриковать дело.

– Ничего, как-нибудь. Кингисепп и Юровский быстренькоподсуетились, вполне грамотно организовали следственный эксперимент. Теперь вделе есть все. Признание обвиняемой, фотографии места преступления. Вот тутстоял автомобиль, тут Ленин, а там крошка Фейга с револьвером. Свидетелейнабралась целая куча, в десять раз больше, чем нужно. Врут наперебой. С оружиемвышла неувязка, но все уже исправили, в «Известиях» пропечатали, мол, явился наЛубянку по объявлению рабочий Кузнецов, принес револьвер, отобранный у Каплан.Револьвер, оказывается, обронили в суматохе, а сознательный рабочий подобралего, спрятал у себя на груди как священную реликвию. В общем, все получилосьболее или менее гладко. Баллистической экспертизы не будет, ибо пули сидят втеле вождя и никто из уважаемых врачей наличие пуль не отрицает. Ты, Федя,надеюсь, тоже не отрицаешь, что Ильич тяжело ранен?

– Куда ж я денусь?

– Вот то-то. Ты будешь молчать, и я, и все мы. Конечно,крошка Фейга неплохо бы смотрелась на скамье подсудимых. Но трудно все заранеепросчитать. Она заговорила о Гарском. Рассказала мне, значит, могла бырассказать кому угодно, например Дзержинскому. У него и так хватает компроматана Свердлова, а тут еще бы прибавилось. Чтобы не рисковать, решено было крошкууничтожить, срочно, бесследно, и пепел развеять по ветру. Решение принял Яшка.Только мертвец, вурдалак может отдать такой приказ. Опасайся его, Федя, он навсе способен. Ну, а теперь скажи, что за человек профессор Свешников? Ты ведьбыл его ассистентом.

Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Федор вздрогнул ипокраснел. Петерс заметил это, удовлетворенно хмыкнул. Видимо, на такой эффектон и рассчитывал.

– Михаил Владимирович мне как отец, поэтому мне трудноговорить о нем, – быстро произнес Федор и взял папиросу. – Он гениальный врач исамый порядочный человек из всех, кого я знаю.

– Ого! – Петерс весело рассмеялся. – Ну а что там за историяс воскресшим деникинским связным?

Петерс окончательно протрезвел. Маленькие жесткие глазавпились в лицо Федора.

– О деникинском связном, тем более воскресшем, мне ничего неизвестно, – Федор заставил себя улыбнуться. – Я слышал, что Михаил Владимировичпомог задержать мерзавца Кудиярова, разоружил его и уберег товарища Эрнста отудара по голове штативом капельницы.

– Да, это было весьма любезно с его стороны. Мы оценили. Батай хев сам информейшн, будто бы твой профессор прятал в больнице злейшего врагасоветской власти. Враг этот, донской есаул, был приговорен к расстрелу,приговор привели в исполнение. И вот некоторые свидетели утверждают, чторасстрелянного есаула видели в больнице имени Троцкого на Пречистенке.Профессор Свешников извлек из него пули, заштопал и отпустил на все четырестороны.

– Яков Христофорович, погодите, это какой-то бред, вам некажется? – осторожно заметил Федор. – Расстрелянного есаула видели в больнице.Чудеса, сказка.

– Сказка ложь, да в ней намек, – Петерс хитро улыбнулся ипогрозил пальцем, – одного трупа после того расстрела не досчитались. И бумажкаимеется, что дочь профессора внесла в карточку неверные сведения, вместопулевых ранений зафиксировала ножевые. Все это, конечно, анбиливебл, бат соинтрестинг! Особенно интрестинг, учитывая, что ты рекомендовал профессораИльичу и уже возил его в Кремль.

Опять зазвонил телефон. Петерс встал, твердой походкойудалился в прихожую. Оттуда послышался его уверенный спокойный голос:

– Петерс у аппарата. Да, Яков Михайлович. Да, я понял. Скоробуду.

* * *

Гамбург – Зюльт, 2007

Последний поезд из Гамбурга уходил в половине десятого. Этобыл долгий поезд, он ехал медленно и везде останавливался. Иван Анатольевичвскочил в хвостовой вагон за минуту до отправления, перешел через буфет впервый класс, выбрал пустое купе, дождался кондуктора, купил билет и уснул.

Ему казалось, что он проспит до самого Зюльта, однакопроснулся он минут через сорок, в холодном поту, от собственного крика. Емуприснился кошмар. В жутком сновидении, конечно, присутствовали каталки с теломпод простыней и с вишневым лакированным гробом, обгоревший труп в холодильнике,оцинкованная дверь и даже решетка вентиляции высоко под потолком. Однакоглавным персонажем сна оказалась доктор Раушнинг, полногрудая широкоплечаяГудрун с рыжими локонами и мужским рукопожатием.