Они подошли к двери, Олег остановился, всем видом показывая,что войти не приглашает, осточертели дискуссии, и хотя он не человек действиявроде рыцаря, но и ему уже лучше выйти в поле драться с нечистью, чемвыслушивать благоглупости.

Томас дергался, не зная, как поступить, поглядывал то напрелата умоляюще, выпрашивая прощение, то на Олега — уже со злостью, как онсмеет так разговаривать со святым человеком, которого даже Адова Расщелина неможет сломить!

Послышались грузные шаги, показался отец Крыжень, все такойже массивный, хоть и снял кожаные доспехи, белоснежные волосы и борода красивониспадают едва заметными волнами.

Он с ходу ощутил заминку в диспуте, с испугом посмотрел нагрозного язычника, на прелата, тот кивнул, и отец Крыжень обратился к язычникумягким убеждающим голосом:

— Твой поиск окончен, брат наш... хоть ты и не принялвсе еще Христа. Неисповедимы пути Господа, нам никогда не понять, почему онименно тебя избрал, чтобы сокрушить Рим и заставить нечестивых латинян принятьслово Божье, но... это было сделано. Твой поиск окончен. Слово Господа победноширится по всем землям. Прими же то, что взращено и твоими усилиями!

Оба смотрели с ожиданием, настоятель даже дыхание затаил.Олег зевнул во всю пасть со сладким волчьим завываньем, почесал в затылке.

— У меня глаза слипаются, братья монахи. Но все равноне думаю, что мой поиск окончен. Не думаю.

Настоятель ахнул в ужасе.

— Как ты можешь? Нет и не может быть ничего выше словаХристова!

— Не уверен, — ответил Олег хмуро. — Я толькочто с Востока. Там тоже почистили Ветхий Завет и создали свой вариант,названный Кораном. Что-то в нем лучше, чем в учении Христа, что-то хуже. Правдуговоря, лучшего там больше, чем в христианстве. Увы, там пара серьезных ошибок,которые в христианстве есть тоже... но вы их молчаливо обходите, как вон приТомасе нельзя даже упомянуть про Обрезание Христа...

Настоятель и прелат дружно поморщились. Олег невеселоусмехнулся.

— Вот-вот. А ислам не настолько гибок. Там если белое —то белое, а черное — черное. Дураки, не умеют гнуться.

На лице настоятеля было предельное возмущение, он порывалсявозразить, но прелат придержал его и спросил с интересом:

— А какие это ошибки, которые есть и в христианстве, номы их... обходим?

— Запрет на рисование.

Он видел по их ошарашенным лицам, что так ничего и непоняли. Прелат первым пошевелился, спросил с недоумением:

— Мудрый, ты ничего не перепутал?

Настоятель сказал раздраженно:

— При чем здесь рисование?

Мы говорим о различии в вере!

— Запрет на рисование, — пояснил Олег, —затормозил всякий прогресс. В христианстве этот запрет, кстати, тоже есть, ноего как-то быстро перестали замечать, не так ли? Увы, в исламских странах сиеблюдется строго. Тем самым наиболее жестокий удар нанесен по детям, которымнельзя рисовать то, что рисуют дети во всем христианском мире: людей, коней,зверушек, птичек... Образное мышление не развивается, а это основа мышления.

Настоятель скривился, прелат же, напротив, оживился, потерладони.

— На эту тему я бы охотно поговорил с вами, поспорил.Хотя в чем-то согласен: уровень абстрактного мышления опускается все ниже. Ясам заметил, с принятием ислама Восток перестал развиваться. Увы, алгебру приисламе уже не придумать! Даже ту забудут, что придумали до них. Однако же якатегорически не согласен, что...

Олег снова зевнул, прервал:

— При всем уважении... день был тяжелым, а ночикороткие. Спокойной ночи, уважаемые!

Он толкнул дверь и вошел в келью, а Томас, оставшись сдуховными лицами, проблеял жалко:

— Он не всегда такой грубый... Он временами бываетпочти как человек... Вы уж простите...

Настоятель гневно молчал, прелат отмахнулся.

— Мы сами виноваты, увлеклись. Пусть сон твой будетцелебным, сын мой!

Настоятель тоже перекрестил его, Томас приложился к их рукампо очереди, счастливый, что пообщался с духовниками такого высокого ранга.

Олег спал, как убитый, Томас трижды вскакивал: то далекиеголоса из-под земли поют что-то замогильное, то бамкнет колокол, то привиделосьвовсе жуткое: конь потерял все подковы и горько упрекал его, доблестногорыцаря, что совсем о нем не заботится!

Крепко заснул под утро, как раз когда пора вставать,проснулся от яркого луча солнца, что скользнул в окошко и пытался прожечь емунабрякшие за ночь веки.

Пристыженный, вскочил, в келье пусто. Выглянул в окно, назеленой травке Олег осматривает копыта коней, подтягивает подпруги. К немубочком приближается прелат, явно с желанием начать душеспасительную беседу,Олег морщится и отворачивается.

Наскоро одевшись, Томас выскочил из кельи, навстречу важнопередвигается отец Крыжень, кивнул рыцарю, тот поспешно приложился к рукенастоятеля, тот благословил его, спросил пытливо, как почивалось. Томас ответилчестно, что спал, как бревно, и не понял, почему настоятель многозначительнокивнул и улыбнулся.

Настоятель показался Томасу слишком бледным и чересчуризнуренным ночными молитвами и бдением у алтаря.

Томас вышел наружу, поморщился от яркого солнечного света.От стен монастыря во все стороны густая зеленая трава, кое-где густыекустарники, и только на расстоянии полумили зелень резко исчезает, там густаячернота зловонного болота, и даже воздух там темный...

Зябко передернув плечами, он поспешил к Олегу. Прелат ужеподобрался к язычнику и напористо увещевает отринуть старую веру, принять светХриста.

— Старую одежду можно выбросить, — возразилОлег. — Но можно ли так с верой предков?

Воодушевленный, что не погнали сразу, прелат прервал сжарким упреком:

— Разрушитель!.. Послушай, что ты говоришь? Если верното, что о тебе передается в тайных обществах, ты всегда подыскивал точныеслова, твоя болезненная точность вошла в поговорку, а тут говоришь общимисловами! Более того, неверными. Ну где, скажи мне, где и когда была вера вбогов до прихода в мир христианства? Всем бесчисленным языческим богам, будь тотридцать миллионов богов Индии, триста богов Египта, две сотни — Урарту, околомиллиона у океанских дикарей, у славян, германцев и прочих-прочих народов...всем им нужны были только жертвы, а не вера. В вере они не нуждались, ибо зримыи вещественны. Они на глазах людей приходили в племя, совокуплялись с земнымиженщинами и домашними животными, пили и ели, дрались, хмелели, говорилинепристойности... Не так разве? Вера, сам понимаешь, нужна только для тогобога, присутствия которого даже не ощущаешь.