Океан гудит, и берег вместе с ним, потому что камень под действием моей силы начинает двигаться, вырастать из-под земли. Это даже легче, чем удерживать скалу в воздухе. Сначала мне так кажется, и только спустя мгновение я понимаю, что не только моя сила втекает в камень — в меня самого втекает энергия множества въерхов на берегу. Это не только Хар. Их столько, что я чувствую огромнейший прилив сил. Я резко выдыхаю и, за нашими с Лэйс спинами вырастает стена, достаточно высокая и толстая, чтобы на нее обрушилась мощь океана, при этом не сломав.

Она войдет в лагуну и просто разобьется. Точнее, развернется.

Сверкающие линии пронзают толщу готовой обрушиться волны, и кажется, что над нами звездное небо. Лэйс разворачивает монстра, и я замечаю, как на ее лбу от перегрузки вздуваются вены. Наверное, я выгляжу так же, потому что тяну скалу-стену выше и выше, выжимая соки из земли. Радость от того, что у нас получилось, стирается за беспокойством.

— Лэйс, нам пора, — кричу я. Нужно скрыться арку в камне. Пройти к остальным.

— Сейчас!

— Лэйс! Волна слишком близко.

Я подхватываю девушку, вдавливаю ладонь в камень.

— Нет! — кричит она, и огромная сила вмиг ударяет в меня, и утаскивает нас.

Это не больнее, чем падение с огромной высоты на камни, но страшнее в десятки раз. Нет, в сотни раз! Потому что пока чудовище тащит и тащит меня на глубину, я задыхаюсь. Меня будто перемалывать в бесконечном водном смерче, но ужаснее всего, что я при этом подвел Лэйс и подвел Вирну.

Я сдохну зря. На едховом Дне.

Белое сияние вспыхивает так неожиданно и так ярко, что я теряюсь в этом свете, а потом оно окутывает всего меня, хватает и тащит наверх. Выбрасывает на поверхность, и я хриплю и кашляю, растягиваюсь на прохладном крыле океанской бабочки. На другом крыле точно так же кашляет от нового вдоха жизни Лэйс.

— Мэйс, ты нас чуть не убила!

— Я бы нас защитила, какого едха надо было нас хватать?

— Мы бы прошли через камень.

— Мы бы смогли дышать под водой, в пузыре. Я смягчила удар волны!

— Но нас все равно смыло! Хорошо, что Эн любит меня спасать и просто любит меня. Я готов тебя расцеловать в плавнички, парень!

Я похлопываю и поглаживаю раг’аэну, которая парит над океаном в сторону нового мыса. Он выстоял, а волна… Волну мы действительно развернули. Сейчас она уходила в сторону горизонта.

Лэйс тоже поглаживает Эн и тут выдает:

— Она девочка, въерх!

— В смысле? С чего ты взяла?

— Я лиарха, мы это чувствуем. К тому же, она красивая. Да, моя милая?

Эн издает довольный звук, и я начинаю сомневаться, что это шутка.

Приходится сделать арку, чтобы пройти, но здесь теперь приличная глубина, так что раг’аэна может подойти к берегу. Где нас встречают все. Ныряльщики, въерхи и красноволосая семейка. Среди них внезапно выхватываю лицо Родреса, стоящего рядом с отцом.

Все, конечно же, пялятся на Эн, но когда мы с Лэйс ступаем на берег, все собравшиеся радостно вскрикивают и хлопают в ладоши. Поздравляют. Они поздравляют нас, когда мы проходим через толпу к генералу Р’амришу.

Лэйс почти падает в руки Вартаса где-то на полпути, а вот я не задерживаюсь.

— Где Диггхард? — спрашиваю.

— Он на Первом. В своей резиденции.

Вирна там. Если и существует место, максимально удаленное от источников живой воды, то это Первый круг.

— Летим туда.

Я поворачиваюсь в сторону Родреса.

— И мне снова понадобится твоя помощь, Родди!

Вирна

Вода — это жизнь, Вирна.

Я цепляюсь за этот голос, потому что этот голос — единственное, что я о себе знаю, и Вирна — мое имя, то немногое, что мне кажется реальным. В остальном я отрезана от этого мира, во мне пустота, которая безгранична, и которой я не могу подобрать сравнения. Мне кажется, если я не буду цепляться за эту фразу…

Вода — это жизнь, Вирна.

… она меня поглотит без остатка.

— Воспоминаний — ноль. — Произносит мужчина в белом халате своему коллеге. — Мозговая активность минимальная для девушки ее возраста. При этом есть что-то, о чем она думает. О чем ты думаешь, девочка?

Он не обращается ко мне по имени, он смотрит мне в глаза, но в его взгляде только пустота. Теперь она повсюду.

— О том, кто я такая.

Я ему… лгу?

Если я понимаю, что я ему лгу, если я могу лгать, значит, не все потеряно? Ложь. Странное ощущение того, что я это осознаю, сейчас отзывается внутри радостью. Которое незамедлительно отзывается на каких-то показателях.

— Что тебе так понравилось? Чему ты радуешься?

Он видит меня насквозь. Их датчики видят меня насквозь. Они мне не друзья. Мои друзья — это… Я словно наталкиваюсь на стену: бесконечную, возносящуюся ввысь, она как сгущенный туман, плотный, от земли до неба. Если я помню, что такое небо и земля, как выглядит туман, значит, все хорошо?

— Что тебя беспокоит? Мне ты можешь рассказать. Ты можешь мне рассказать все.

Нет. Не могу.

— Я не знаю, что рассказывать.

— Что тебя волнует? Говори обо всем, что думаешь. Не просто думай, говори вслух.

— Я не понимаю, почему я ничего не помню.

Это правда.

— Ты пострадала. В результате несчастного случая.

— Несчастного случая?

— Да, тебя захватила группа лиц. Опасных преступников. Они сделали это с тобой. Они хотят разрушить наш мир.

Я морщусь. Если бы я могла добраться хотя бы до какого-нибудь крошечного эпизода… хоть до чего-нибудь, хоть за что-нибудь зацепиться. Но у меня только этот голос, спокойный, мелодичный.

Вода — это жизнь, Вирна.

И мое имя.

Вирна, Вирна, Вирна. Я пытаюсь вспомнить его звучание, я бы могла его произнести, если бы меня оставили одну, но меня не оставляют одну. Ни на минуту.

— Зачем меня захватили?

— Это долго объяснять, девочка.

— Почему вы не зовете меня по имени?

Мужчина замирает. Хмурится.

— Ты помнишь свое имя?

— Нет, — снова ложь. — Но я хочу его знать.

Я помню названия цветов. Я помню само слово «цвета». Я понимаю, что меня окружает — в этой комнате, что я лежу на парящей над полом койке. Что рядом со мной мужчина в белом халате. Я помню слово «помню». Значит ли это, что я смогу вспомнить все остальное?