доложить об этом Коссиору. Иначе поступить он не может, как не может бежать и по команде закованный в кандалы человек. По означенному маршруту надлежало идти до конца. Но ни Стродов и ни Градов пока не знали, где и скоро ли оборвётся тропа.

Глава XXIX. Роковая перестрелка

Вечер показался долгим. Они некоторое время сидели молча напротив друг друга в полусвете керосиновой лампы. «Слава богу, – подумала хозяйка. – Наговорились! А согласия не нашли и тепери оба мучаются, как быть дальше?..» – И Татьяне померещилось, будто и свет от лампы эти два человека поделили пополам, оттого и видать их стало смутно. Утром при солнце снова предстанут во всём обличии.

Санька (какой вездесущий зайчонок!) всё лежит на полатях – смотреть на мужиков с орденами (только, почему ордена у них совсем разные?) и слушать, о чём говорят, не надоело. Ждёт, когда опять начнут спор. Дождался. Только разговор пошёл тихо, и парнишке пришлось высунуть голову – так звонче слышно слова.

– А помнишь, Иван, што сказал нам генерал Брусилов, когда вручал по третьему Георгию? – спросил Фёдор.

– Как не помнить?.. «Вам, славным сынам России! От России! За мужество и верность!!!» – отвечал Стродов.

– И кто же, скажи, мы с тобою сегодня?

– Кто? Странный вопрос… Всё те же. И для тебя, и для меня, где бы ни оказались, Россия была и останется Родиной. Дороже её на свете нет ничего.

– А всё-таки… – Фёдор глубоко вздохнул. – Как быть, если в этой дорогой и единственной родине есть ты и я. Люди разных понятий добра и зла… – и выпалил. – Ты, дружище, позволь уж открыто, той родине изменил!

– Я? Может ты!

– Я своих Георгиев, видишь, не снял. А ты их, наверно, выбросил… Тебя приласкали красными Георгиями… За смерть людскую. А мне видеть её надоело, как и на германской.

– Я тоже не хочу…

– Тогда, прошу доставить решение сельского схода товарищу Коссиору. Если он человек здравого рассудка, то поймёт, што надо простому мужику…

Стродов, прикрыв сухой ладонью лицо, задумался…

В прихожей раздался выстрел. По всей избе кисло запахло порохом. Как вспугнутые медвежьим окриком, заметались люди. Пристыли, молясь, у божницы хозяева.

И в эту сутолоку, настежь распахнув двери, влетел запыхавшийся пастух Терентий и, впившись горящими глазами в лицо Градова, выпалил:

– Фёд-р Павлыч!.. Спасайтесь!.. Они скачут. Уж близко… Зитов и милиционеры…

Фёдор, оттолкнув было намерившегося задержать его Стродова, пулей вылетел на крыльцо. Гнедыш стоял за воротами, у коновязи, обязанный ожидать хозяина свободно брошенным на неё поводом узды.

– За мной! – крикнул что есть мочи товарищам.

Вдогонку послышалось несколько пустых выстрелов. Стреляли слишком охочие показать свою удаль молодцы – стрелять с надеждой сразить противника, когда темень выколи глаз, было без толку.

– Утёк! Как налим из рук ускользнул, – объяснил Стродов подъехавшему Зитову.

– Это уж который раз. Уходит, будто его спасает сам Бог.

…На долгую память о встрече двух именитых людей Василию с Татьяной осталась пулевая пробоина в потолке.

Тот выстрел в прихожей, как настораживающий сигнал, сделал совсем без умысла бесшабашно озорной стродовский чоновец Демка Шатунов. Ему играть бы в оловянные солдатики, а он вознамерился стать красногвардейцем. Будь, да не шали! Но разве удержится. Схватил чью-то стоявшую в уголке за занавеской винтовку и давай крутить ею туда-сюда, как проделывал это с игрушками. Задел спусковой крючок – и бабахнуло. Да ладно что в потолок.

* * *

На след Градова стродовцы напали спустя месяц после переговоров на Сватковской заимке. Собираясь скрыться на время смуты за Саянским хребтом, он с тремя ополченцами завернул на заимку попрощаться с земляками. Перестрелка завязалась в переулке возле градовского дома. Выход с обеих сторон ограждённого высоким забором коридора заслонили чоновцы. На сей раз шальная пуля нашла Фёдора и в темноте.

Стродов и в потёмках узнал Фёдора, прислонившегося к заплоту в попытке ухватиться руками, чтобы перескочить, за верхнюю плаху.

– Сдаёшься? – спросил Стродов. – Давно бы так!..

Фёдор не ответил и обрушился на землю, как подпиленное, но могущее было стоять ещё долго, ядрёное дерево.

В эту минуту Стродов припомнил, как несколько суток подряд, одержимый верой в победу, ещё не зная, что она даст народу, преследовал противника и мысль, кто кого порешит, тоже отмеряла версту за верстой.

И не было больше призывов к перемирию. Всё было сказано там, в крестьянской избе на заимке Сватковской.

Но далека ещё была от Стродова мысль: того ли поверг врага? Не знал (прости его, Господи!), что истинный враг лишь зародился в чреве «молодой матери», а как вырастет, смертельно ранит её в сердце острым кинжалом.

Утром Стродов распорядился похоронить непокорного, некогда сослуживца, как подобает хоронить всякого христианина, на его малой родине. На могиле, видный издалека, возвысился вытесанный из лиственницы высокий крест.

* * *

Смерть Градова, на что рассчитывал прокурор Гвоздилин, спокойствия не принесла. Начальник волостной милиции Раис Зитов не переставал докладывать о грабежах и убийствах, поясняя, что это мстят градовские абреки за убийство своего предводителя. И всё утихло лишь после того, как удалось задержать одного из преступников, который на допросе открыл тайну, что он и его сообщники, относя вину на градовцев, шкодили под защитой их покровителя – самого начальника волостной милиции. Это событие, как и следовало ожидать, породило в народе много слухов. Всякие догадки и предположения то возникали, то не найдя в людских умах пристанища, забывались. Но одна молва, родившись в ту пору, прожила долгую жизнь и обрела святость правды, как отражение истины.

Молва о том, что мутины и зитовы, вредя становлению советской власти, в безудержной страсти вершили над людьми неправедный суд, а после, уйдя в глубокое подполье, готовили ей смертельную удавку…

* * *

После тревожных событий в Бумашкинской долине прошло много лет. Однажды на погосте возле заимки Динской люди видели седого как лунь старика, на груди которого висело шесть потускневших от времени орденов – три Георгиевских креста и столько же – Боевого Красного Знамени. Не все уж знали теперь, кто этот согбенный старичок. И зачем он, совсем незнакомый, появился на полузаброшенном деревенском кладбище? Посмотреть и себе местечко для вечного покоя? И только ордена выдавали их владельца – герой трёх войн, двух с германцами и Гражданской – в России с контрреволюционерами – Иван Стродов.

Склонившись над опалой могилой с чёрным, обуглившимся крестом, он беззвучно и стороннему вовсе не понятно шевелил сухими губами.

Может быть, это была его исповедальная молитва о том, что две правды, как два медведя, в одной берлоге и в одно время жить не