могли. И не напрасно ли он так отчаянно и бесстрашно сражался за свою правду, если теперь она канула в Лету, а его имя, как и тысячи других, попрано и забыто. Но не стёрлась черная грань, когда-то разделившая мир на две половины, так и оставшиеся чужими в ожидании гласа Всевышнего вымостить дорогу друг к другу.

Вечер наступил скоро. С долины нахлынули серые сумерки. И уж совсем потухла закатная заря, потерял свои, чёткие днём, очертания горизонт. На погосте, будто приблизившись друг к другу, сдвинулись в плотный круг старые и свежие кресты. Взглянув на них с замиранием ослабевшего сердца, старик по едва видимой в траве узкой тропе пошёл, пока не застала тьма, найти знакомую дорогу, но сколько ни шёл, ему всё казалось, что дорога совсем не та, какую надо. И только потому, что где-то над руслом Ангары собирается гроза, чёрные тучи уже высоко поднялись в небо, ему мерещилось, что травянистая тропа скоро, вот-вот кончится. До большака осталось всего несколько шагов…

Послесловие. Лицом к лицу…

Так уж, видно, суждено всякому автору, независимо от того, мал он или велик, оставлять некоторых героев книги на полпути. Всех их, какие волей или неволей явились на свет божий, в одну карету не посадишь – вот и приходится высаживать где-то порой на заброшенных полустанках. Но нередко читателю страсть любопытно узнать, что же сталось с ними по прошествии многих лет? Ну что ж, надо, так посмотрите. Начнём со старших по возрасту, а стало быть, многое повидавших на своём долгом веку… Иван Стродов дожил до глубокой старости и до конца жизни все пытался найти ответ на тревоживший его вопрос: за какую Россию воевал он дважды с германцем? За советскую или всё ту же царско-капиталистическую? Если за последнюю, то стоило ли, не щадя ни своей и ни чужой жизни, сражаться на поле Гражданской войны?

Милый, бескорыстно по-христиански коротавший свой век старичок Кирсан Изотыч жил в островном зимовье до той поры, пока не подступила вода. Зимовье отдал на разграбление пронырливым шабашникам, а сам, собрав немудрящие пожитки, отправился на лодке искать ночлег в Подкаменском. Не доплыл. Поднялась внезапно, что бывает на Ангаре часто, страшенная буря, лодку опрокинуло крутогорбой волной, и Кирсан Изотыч, как ни старался, перебороть стихию не смог. Видно, позвали встретиться мать с сынишкой. Да старик и сам говорил, что лучше закончить свой земной путь, как и его самые близкие родные. С судьбой не поспоришь.

Кучер Илья, по совместительству возглавлявший бригаду каменщиков, по настоянию Якова женился на дочери Хогдыра красавице Агнии. Нэпман, на удивление всему приангарскому краю, устроил молодожёнам весёлую свадьбу и одарил богатым приданым.

Якову с Ильёй удалось допытаться, что на марахтуйском берегу во время рекостава, когда плотине грозила ледовая атака, стоял в ожидании её разрухи конкурент нэпмана Собольков. После неудачной попытки построить наплавную мельницу (половину сруба снесло наводнением) Собольков ещё пуще озлобился в зависти и хотел, чтобы и нэпмановское дело тоже провалилось. Не дождал.

А судьба самого смелого нэпмана завершилась печально. В годы разгула репрессий его по подозрению в якобы давних связях с колчаковцами заточили в Александровский централ, откуда на волю выходили немногие.

Вскоре после того, как узнала о гибели сына Фёдора, занемогла и его мать Евдокия Ивановна. Невестка Анисья и внук Гришутка похоронили её на родине рядом с сыном. Не возвратился из заключения и отец Фёдора Павел Градов – погиб при аварии в шахте. Градовский род остались продолжать бедовая девка, сестра Фёдора Зинка и Гришутка. Коммунарка Зинка вышла замуж за командира партизанского отряда Николая Рязанова, поостыв от шумных разговоров о революционных преобразованиях, остепенилась и нарожала кучу детей. Гришутке, как и отцу, довелось участвовать в боях с Германией – в Великую Отечественную. И вернулся с войны полным кавалером ордена Славы.

Счастливо сложилась жизнь москвички Алины и коренного сибиряка Сергея Кашина. После путешествия по Ангаре они поженились. Серёга, не оставляя журналистского поприща, занялся литературным творчеством и с помощью вездесущей жены издал несколько интересных книг.

Прокурор Гвоздилин предъявил начальнику милиции Зитову обвинение в покровительстве бандитской шайке под руководством главаря из Подкаменского Кешки Рузицкого.

Сам по себе никто не понукал, распался коммунарский хутор. Отвергнув старые и не обретя новые житейские правила, коммунары разбежались кто куда. Но ещё долго их жилища, также сиротливо стоявшие на не обжитом месте, временно служили пристанищем колхозных пахарей.

Спросите, а что же с остальными героями книги? Попутешествуйте по Сибири и где-то наверняка встретите если не самих, то их потомков уже на новом, бог весть, верном ли витке кружения.

* * *

Сошлись лицом к лицу два незаурядных человека, проявившие себя храбрыми защитниками Отечества во время Первой империалистической войны. Тогда они были в едином строю, но октябрьский вихрь разметал их в разные стороны. Отважный Иван Стродов сражался с врагами новой России, Фёдор Градов в душе с крестьянской закваской, считая, что выращивать хлеб – это тоже старание за Россию, предпочёл заняться свободным крестьянским трудом. Но того, что обещали марксисты, крестьянин не получил. Не был он свободным хозяином на земле всю дореволюционную эпоху, не стал им и после. Далёкие от истинных понятий о крестьянской жизни, модные интеллигенты марксисты посчитали, что на плечи простого мужика лапотника, как и прежде, можно валить, сколько угодно – выдюжит, а если и заропщет, то найдётся полицейская дубинка. Убаюканные революционными догмами теоретики нового уклада жизни впопыхах, ограничившись посулами, до поры до времени даже и не пытались позволить крестьянину жить по его выстраданному веками здравому умыслу.

Так было. И не всегда пахарь терпеливо сносил притеснения. И, пытаясь сбросить ярмо угнетения, не раз грозил обидчикам жестокой расправой…

А что ныне, когда новоявленные горбачёво-ельцинские реформаторы снова поставили на повестку дня крестьянский вопрос и решили его не лучшим образом – под предлогом неэффективности разогнали колхозы и совхозы – главных поставщиков сельхозпродуктов. Из огня да в полымя – пустили деревню без государственной поддержки, без руля и без ветрил в свободное плавание. И что же? Итог печален. Миллионы гектаров пашни выпали из оборота и заросли сорняками. Катастрофически сократилось поголовье скота. И как следствие, по признанию главного агрария России Алексея Гордеева («Российская газета» от 8 ноября 2007 г.), мясной и молочный рынок связан с заграничными поставками соответственно на 40 и 25 процентов. И грустно смотреть на порушенные в деревнях производственные постройки и потерявших кровную связь с землёю-кормилицей и будто осиротевших людей. Мало заметны перемены к лучшему. Деревня была и пока остаётся пасынком у государства.