Ленинграда. К сожалению, здесь это было невозможно. Не было уголка, чтобы можно было сесть и взять перо в руки. В комнате – шесть человек. На воздухе холодно и можно только ходить. Я получила от Н. В. письмо со стихами – в ответ на посланное стихотворение, посвященное ей. Она просила эти стихи, написанные летом, переслать. Она жила под Двинском – в лесу – три месяца.

Видно было предназначено

Так, что снова довелось,

Пока сердце не растрачено,

Охмелеть от диких роз.

Охмелеть от свиста птичьего,

Да от запаха сосны,

Возле домика лесничего,

Над излучиной Двины.

12/VI.54 г.

Эпитафия

Уходят люди и приходят люди.

Три вечных слова, – было, есть и будет, —

Не замыкая повторяют круг.

Венок любви, а радости, и муки

Подхватят снова молодые руки,

Когда его мы выроним из рук.

Да будет он, и легкий и цветущий,

Для новой жизни, нам вослед идущей,

Благоухать всей прелестью земной,

Как наш благоухал, Не бойтесь повторенья.

И смерти таинство, и таинство рожденья

Благословенны вечной новизной.

10/VII 54 г.

***

Стихла буря и опал

Твоих страстей девятый вал.

Мертвеет зыбь и виден в плаваньи

Уже последний берег гавани, —

Земного странствия причал.

Зачем не ты назад глядишь.

Как будто эти гладь и тишь

Тебе странней, чем стоны бури?

Ты кличешь ветер, ты зовешь

Безумство воли, ты шторма ждешь

И луч на мертвенной лазури!

22/VII 54 г.

На грани сменного, на грани чудачества,

Порой, сокровеннейших помыслов качества

Все в жизни, как будто, налажено, сглажено,

Но вот, за предел приоткроется скважина,

И нечисть ворвется, гуляет по комнате…

Ведь с каждым так было – признайтесь, припомните.

СОН

Взревел гудок, как символ дальних странствий,

Запахнул платок, как символ всех разлук.

И сон в закономерном постоянстве

Видений разворачивает круг.

На палубе большого парохода

Себя я вижу. Предо мною мир.

И за кормою не океана воды,

А в синеве струящийся эфир.

Рука бесплотная, предохраняя,

На плечи мне легла. Да, это – он,

Астральный круг, которого ждала я,

Тоскуя с незапамятных времен.

Как символ человеческих объятий

Его прикосновенье за спиной.

И в радугу вплывает он со мной,

Как в гавань света, в лоно – благодати.

№ 479. А. И. Клибанов – М. Н. Горлиной

10 октября 1954 г.

Родные! Опять у меня перемена адреса. Пишите мне: г. Норильск Красноярского края, п/ящ. 224/21.

С этой переменой у меня связано улучшение условий моей жизни, культурно-бытовых и рабочих, т. к. я работаю сейчас в благоустроенной и хорошо оснащенной больнице, участок работы у меня самостоятельный, а работа по своему содержанию интересная. К сожалению, меня постигла неприятность (это было еще несколько месяцев назад) – я лишился всех моих медицинских книг. Для меня это большая, в моих условиях невосполнимая потеря. Я решаюсь потревожить вас просьбой: мне нужен справочник практического врача (оба тома) и какая-нибудь фармакология (из новейших). Без этих двух книг мне очень и очень трудно работать. Если будет возможность, вышлите мне эти книги авиапочтой, и чем это раньше вы сумеете сделать, тем больше поможете мне и очистите мою совесть перед больными.

Я давно не писал вам и мучился этим. Я не могу писать надуманных, искусственных писем, а в душе не находил слов. Я молчал и, по крайней мере, не кривил перед вами душою. Ничего, конечно, не изменилось и не может измениться в моем отношении к вам, но образовался какой-то вакуум в душе, и это связано с тем, что переменились к лучшему условия жизни, близка стала перспектива на встречу с вами, и такая форма связи, как переписка не утешает, а ранит. Сказалась годами накопленная тоска.

Я не вполне еще вышел из своего тяжелого состояния, но отыскалась, наконец, опорная точка, благодаря чему я оказался способен написать хотя бы это письмо. Как всегда в критические минуты жизни, я нашел опору в русской литературе, в «Братьях Карамазовых» Достоевского на этот раз. В словах Ивана Карамазова: «Жить хочется, и я живу, хотя бы и вопреки логике. Пусть я не верю… дороги мне клейкие, распускающиеся весной листочки, дорого голубое небо, дорог иной человек, которого иной раз, поверишь ли, не знаешь за что и любишь, дорог иной подвиг человеческий, в который давно уже, может быть, перестал и верить, а все-таки по старой памяти чтишь его сердцем» – в этих словах все сказано. Будет время, я расскажу вам о всем значении этих мыслей. Они только кажутся обыкновенными. Алексей Карамазов подхватил слова брата: «Я думаю, что все должны прежде всего жизнь полюбить. – Жизнь полюбить больше, чем смысл ее? – спрашивает Иван – Непременно так, полюбить прежде логики, как ты говоришь, непременно чтобы прежде логики, и тогда только я смысл пойму».

В мировой философской мысли нет вершины, которая была бы так вознесена, так солнечна, как эта!..

Я получил Коинькино письмо из «Поречья» и Манюшино из Ленинграда от 13 сентября с припиской Маруси. Недели три назад получил посылку с консервами, а вчера пришла еще одна. Завтра ее получу.

Вот пока и все, а на большее не хватает у меня сил.

Обнимаю и целую вас, родные. Мое молчание, причинившее вам беспокойство, – моя безмерная тоска по вас.

Саня.

№ 480. А. И. Клибанов – Н. В. Ельциной

18.ΧΙΙ.54 г.

Моя родная, всегда любимая Наталинька!

Я не писал тебе не потому, что занят был своими делами, или огорчен временными неудачами, или пал духом.

Я не писал потому, что не мог писать. Мне казалось, что ты это понимаешь и не будешь задавать вопросов и искать объяснений в том положении, когда нельзя ни на что ответить и ничего объяснить. Гораздо уместней было бы поэтому, ну хотя бы твое письмо