Все прочь!

Сначала он должен ее найти!

Эйкке перекинулся в дракона — теперь без всякой помехи — и взмыл в воздух раньше, чем улицы Авги наполнились криками ужаса. Забрал куда выше возможностей гарпунов и сильно заработал крыльями, беря курс на Окинос. Надо было нагнать Касси, а он после предыдущего перелета едва дышал. Да еще и на ссору с Ксандром силы потратил. И зачем, Энда подери, у драконов такие большие тяжелые тела? Уменьшить бы раз в десять, чтобы земля так вниз не тянула. Или это не земля, а холодные мысли? Касси всю ночь одна по дороге шла; только Ойра знает, что могло за эту ночь случиться. Она Танассово ущелье, конечно, в одиночку впотьмах преодолела, когда за противоядием спешила, но раз на раз…

Грудь заполнило горячим волнением. Значит, все-таки ради него такую дорогу проделала и столько опасностей преодолела? Потому что тоже испытывала к Эйкке сильные чувства? Совесть его еще затреплет за эту радость, напомнив, что это он должен совершать подвиги ради любимой, а не она ради него, но сейчас такие мысли придавали столь необходимые силы и позволяли тащить свое тело дальше.

Нет, не хотелось думать о плохом! Слишком много его было в последнее время в жизни Эйкке. Должна же эта полоса когда-то закончиться! Наверное, она уже закончилась бы, если бы он не сплоховал, сбежав тогда, когда мог наконец переманить удачу на свою сторону. Но откуда ему было знать? Касси сама сказала про свадьбу, да так уверенно, не терпящим сомнений тоном. Словно обрубила.

И Эйкке, подобно ей, поверил в то, что услышал, а не в то, что видел собственными глазами. Не ее нежности и ее поцелуям поверил, а прилетевшим из другой комнаты словам. Как будто не знал, что Касси не способна на предательство. Как будто она не доказала это всей их дружбой. А Эйкке искал доводы ее криводушию, — и находил их, и упивался собственными страданиями в то время, как Касси была совсем одна, не понимая, вероятно, почему он ее бросил, даже ничего не объяснив. Захочет ли простить после такого вероломства? Или Эйкке исчерпал ее терпение?

Крылья словно свинцом налились, и Эйкке заставил себя выбросить из головы подобные мысли, иначе рисковал вообще не долететь. Касси имела над ним необъяснимую силу. To, полумертвого, к жизни возвращала своей лаской. To одним лишь взглядом крыльев лишала. Мысли и то мгновенно материализовались. А Эйкке совсем не хотел навернуться с высоты только из-за того, что у него в очередной раз проснулась совесть. Успеет еще с ней побеседовать. Когда Касси будет в безопасности.

Мысли об этом придали сил. Эйкке внимательно вгляделся в проносящуюся внизу землю, чтобы не пропустить Касси. За ночь и половину дня она не могла далеко уйти, но деревня сменилась лугом, луг пересекла река, по другому берегу начался лес, а на дороге не было и намека на одиноко бредущую дорини.

Эйкке вдруг стало холодно, несмотря на палящее без всякой жалости солнце. Забыв об усталости, он заработал крыльями, надеясь, что какой-нибудь добрый человек подобрал Касси и часть пути провез в своей коляске. Но миновали и эти расстояния, а желанная встреча так и не состоялась. Верхом? Но Ксандр не говорил о том, что Касси взяла коня. Неужели?..

Эйкке тряхнул головой, не позволяя себе думать о плохом. Ничего не могло случиться! С Касси ничего не могло случиться! Он просто пропустил ее с недосыпа и на такой высоте. Надо спуститься и вернуться тем же путем. И помнить только о поисках, а не витать в облаках и не зарываться в сомнениях, не сделав самого главного. Успеет еще!

Однако когда на горизонте снова показались стены Авги, а Касси не было и следа, Эйкке откровенно затрясло. Он не отвлекался ни на секунду, высматривая знакомую фигурку. Летел почти над землей, не задумываясь о драконьих ловушках и не обращая внимания на разбегающихся от драконьей тени в ужасе путников. Еще пара кругов — и на него пошлют отряд охранников, чтобы те приговорили неугомонного ящера.

Но Эйкке все это не волновало.

Развернувшись, он пошел на третий заход.

Теперь поле пролетел вдоль и поперек, на реке сделал крюк, добравшись до следующего моста, а перед лесом и вовсе обернулся человеком: из-за деревьев плохо просматривалась дорога, и у Эйкке оставалась последняя надежда обнаружить-таки Касси таким способом. В душу настойчиво стучалась паника, и Эйкке тратил последние силы, чтобы ей не поддаться.

Энда, даже в подвале Арены, избитому и ожидавшему мучительной казни, ему не было так страшно, как сейчас за Касси! Где она? Что с ней? Эйкке не нашел на дороге следов разбоя, но мог ли он быть уверен, что того не было? Земля большая, а черной южной ночью загубить беззащитную девчонку проще простого! Она же была совсем одна! Не дождалась давшего слова дракона…

— Касси!..

И только эхо в ответ. И все более холодные страхи в душе. Неужели сам… своими руками, своими сомнениями… Неужели стал причиной еще одного несчастья Касси?..

Самого последнего несчастья?..

— Касси!..

Он звал, надеясь, что она спряталась где-нибудь за деревом, но ни одна опавшая ветка не хрустела в ответ, и трава не шуршала, и ни звука не было слышно. Каждый шаг давался все с большим трудом. Эйкке сжимал кулаки, не зная, что будет делать у опушки леса, когда надежда совсем исчезнет, и не хотел знать. Неужели все разрушил? Неужели даже боги уже не сумеют помочь?..

— Касси!..

— Эйкке?..

Он бухнулся на колени совершенно без сил. Нет, не послышалось, больше он не обманется! Ее голос! Ее удивление! И ее — неподдельная! — радость…

— Эйкке!.. — Касси бросилась к нему, оббежала, присела, заглянула в глаза. Они! Бирюзовые! Самые красивые на свете! — Ты что? Ты ранен? Тебе плохо? Как ты здесь очутился?

Наверное, на свете существовала не одна сотня ответов на ее вопросы. Но Эйкке только подался вперед, к ней, и выдал на одном дыхании:

— Я тебя люблю!

Ничего хуже нельзя было и придумать. Не извиняясь, не объясняя. Касси же наверняка обижена и уверена, что он ради крыльев ее бросил. Пошлет к эндовой бабушке и будет совершено права. А он…

— Эйкке!.. — глаза ее засверкали упоительным счастьем, и он перестал дышать.

А Касси вдруг охнула, бросилась ему на шею и сама ткнулась губами ему в губы. — Эйкке!..

И он забыл обо всем.

Ничего лучше нельзя было и придумать!

Создатели, он соскучился до изнеможения! Эти сладкие губы, эта сладкая девчонка — она снова оживляла и тело, и душу, горяча в жилах кровь, наполняя их живительной силой, возвращая Эйкке весь мир.

Угомониться бы, не пугать, но куда там! Эйкке дорвался и не мог остановиться. Только если бы Касси сама оттолкнула, устав от его напора, но она лишь обнимала все крепче и откликалась на любые вольности…

Его девчонка! Только его!..

Сколько они целовались? Две минуты? Два часа? Кажется, ровно столько, чтобы абсолютнейшее отчаяние сменилось абсолютнейшим же восторгом. И чтобы Касси, едва дыша, прижалась к его груди и с пылающими огнем щеками призналась: