– Конечно, – согласился Васильев, – но тогда какойкрюк пришлось бы сделать! А так мы прямиком, как стрела летит…

– Но если навстречу экипаж?

– Здесь экипажи не ходят, – ответил Васильев.

Голос его чуть изменился, а ее сердце сжало нехорошеепредчувствие. Улица была грязной и запущенной, на тротуарахни души.

– Куда вы меня везете? – спросила она резко.

– Ко мне, – ответил Васильев.

Она удивилась, что не потеряла самообладания, хотя сердцезатрепетало. Васильев посматривал по сторонам, дважды оглянулся, словнопроверяя, нет ли следом погони.

– Зачем?

– Там поговорим, – ответил он сипло. – Там пого­ворим…Но не волнуйтесь, вашей женской чести это не грозит.

– Так что же вам нужно?

– Это наши личные счеты. С вашим мужем.

Голос его был сдавленный, теперь он двигался резче, глазаблестели, как у лихорадочно больного. Оля со страхом подумала, что постояннаявсесжигающая на протяжении десятка… нет, двух десятков лет ненависть привелаего к помешательству. Он говорил и действовал как безумный, как одержимыйодной-единственной несбыточной идеей.

Она попыталась держать голос ровным, устойчивым:

– И вы думаете, что вам это сойдет с рук?

– Я все продумал, – ответил он резко. – Вызаплатите мне за все!

Карета замедлила ход, поползла, почти царапая стену. Оляуспела заметить, как прямо перед дверцей появилась серая дверь. Оттудавыскочили двое. Она не успела опомниться, как ее вытащили из кареты, зажавдурно пахнущей ладонью рот. Сзади Васильев заломил ей руки за спину. Оналягалась, попала во что-то мягкое, услышала вздох и сдавленный крик,извернулась и укусила за пальцы. Человек вскрикнул, со злобой ударил ее по лицус такой силой, что у нее зазвенело в ушах, на какое-то время потеряла сознание.

Очнулась она в полутемной комнатке. Руки ее были связаны заспиной, она лежала на топчане, накрытом солдатской шинелью. Воздух был сырой,слышался тихий плеск. Мороз пробежал у нее по коже. Они были где-то вблизипричала. Как просто задушить ее и бросить труп в холодную грязную воду!

Резкий злой голос ворвался в ее сознание:

– Вы очнулись, дорогая? Пора продолжить разговор.

Она повернула голову, передернулась от резкой боли в висках.В маленькой комнате сидел напротив нее в старом ободранном креслеВасильев. Глаза его горели тем же лихорадочным блеском.

– Что вы… хотите? – спросила она с трудом.

– Это другой разговор, – сказал он, в его голосезвучало явное облегчение. – Мне, может быть, ничего не понадобится от вас.Подержат здесь день-два, затем отпустят. Но… все будет зависеть от того, какповедет себя ваш муж.

Она поморщилась от головной боли:

– Вы безумец. Неужели думаете, что мое исчезновение пройдетнезамеченным? Слуги видели, что я уехала с вами.

– Ну и что?

– Вас найдут.

– Не в этом месте, – отпарировал он.

Она широко распахнула глаза:

– Не понимаю… Вы что же, решили отказаться от карьеры, отместа при Генштабе, от семьи и богатого дома? Стать обыкновенным преступником?

Он оскалил зубы в неприятной усмешке:

– У меня нет семьи… уже нет. Ваш муж многого менялишил, но теперь мой черед нанести удар. Ваш муж зани­мает очень высокие… иочень ответственные посты. Как в стране, так и в армии. Он уникален, потому чтов его руках сосредоточены слишком большие секреты… Их гораздо больше, чем можнодоверить одному человеку. В Генштабе об этом говорили, докладывали егоимператорскому величеству, но тот всякий раз отмахивался. Ему удобно, что одинчеловек держит в руках все нити, все знает, всем руководит и все помнит.И в любой момент готов обрисовать всю обстановку с военным делом по всейимперии. Не нужно собирать кучу специалистов, что перессорятся между собой, ноясности не внесут.

Она слушала, напряженно стараясь понять, куда же клонит этотсумасшедший. Похоже, он не понимает, что творит. Или понимает? Но ведь тогдаему одна дорога – в каземат с пожизненным заключением, раз уж смертнаяказнь отменена. Даже если тайком убьет ее и утопит труп. Слуги видели, с кемона уехала…

– Мой муж отыщет меня и разделается с вами, – перебилаона, чувствуя необходимость повернуть разговор в то русло, которого большевсего боялась. – Он сумеет отыскать…

– Не сумеет, – покачал головой Васильев. –В этот самый момент он в подвале одного заброшенного дома. Там его,связанного по рукам и ногам, стерегут двое… двое его старых знакомых. Он их незнает, но они его знают. Один даже сумел его ранить. Это было давно, подкрепостью Рущук… От них ему не уйти.

Она похолодела. Сердце стукнуло дважды и словно бы пересталобиться вовсе. Холод сковал ее члены. Значит, Александра тоже держат в плену?

– А как вам удалось… его?

Васильев развел руками:

– Трюк стар как мир. Самый осторожный человек теряетрассудок, когда дело касается женщины. Особенно такой, как вы, прелестница… Онполучил нужную записку… от вас, конечно, у меня есть умельцы, что подделаютлюбой почерк! Помчался, споткнулся, на него навалились, стукнули по голове…Правда, моих людей было четверо, но ваш муж, все еще здоровый как бык и быстрыйкак кошка, одному успел сломать спину, а другому – шею, прежде чем егоогрели по голове бревном… Теперь он явно с нетерпением ждет меня. – Онвытащил из жилетного кармана часы, щелкнул крышкой: – Ого, пора нанестиему визит. А вы молитесь, чтобы мой поход к нему оказался успешным. Еслинет, вам сразу же перережут горло. Впрочем, если вас это утешит, ему тоже.

Они жили счастливо, вспомнила она с похолодевшим сердцемпредсказание гадалки, и умерли в один день… Все сбывается, вот только детейвсего трое, а не обещанных восьмеро…

Васильев направился к двери, а она крикнула ему в ­спину:

– Погодите! Вы не сказали, что от него хотите!

Васильев обернулся от самой двери. Брови его взлетели вверхв наигранной гримасе удивления.

– Не сказал? У вашего мужа в руках все секретные карты.План Арсенала, особенно недоступные даже для августейших гостей части, сведенияо вооружении, составе войск, будущем перевооружении… За это одна из странпредлагает огромные деньги! Мое потерянное имение не идет ни в какое сравнение.Но главное, знаете ли что…

Он посмотрел ей прямо в глаза взором безумного. Голос окреп,в нем были истерические нотки:

– Я все сделал бы бесплатно! Потому что это будетпоследний день для Засядько! И вечный позор для его семьи, его детей ивсего его гордого казачьего рода!

Он ушел, хлопнув дверью. В комнату заглянул человек вмаске, окинул ее мрачным взором и снова закрыл дверь. Слышно было, как дваждыповернулся ключ, затем загремели засовы.