Наступило молчание. Каждый думал о своем. Наконец Засядькоподвел итог размышлениям:

– На той неделе я и съезжу. Всю зиму ждал…

– Не стоило бы на пороги, а? Зачем душу бередить? Может,лучше хоть раз в жизни на кавказские воды? Это вошло в моду. Ездят все, комунадо и не надо. Вы бы видели, сколько там бездельников и пустоцветов!

Однажды теплым летним вечером зеваки на одной из харьковскихулиц стали свидетелями довольно редкого зрелища. Они увидели незнакомую карету,которую тащила четверка усталых лошадей. Карета была ветхой, однако в городе,где имелось всего три кареты, появление четвертой стало событием. Знатокитотчас же определили, что экипаж заграничной работы, и это еще больше разожглолюбопытство.

Карета свернула на Сумскую улицу и там остановилась. Из неевышел высокий, атлетического сложения военный. Широкие плечи облегал старыйпотертый мундир, на ногах были истоптанные сапоги. За ним вылез другой военный,в чине подполковника, с длинным бледным лицом, взял небольшой чемодан сверевочной ручкой и сумку с вещами. Военный подошел к дверям каменного дома,дернул за шнурок.

Так генерал Засядько прибыл в Харьков. Он любил этотнебольшой городок, который протянулся с севера на юг, как он привычно определилиз кареты, на две версты, а с запада на восток – на три с небольшим. Тихиеукраинские ночи, родной с детства язык… Здесь переночует, а то и на пару сутокзадержится, если карету починить не успеют раньше.

С порога он оглянулся на строящуюся колокольнюУспенского собора и улыбнулся своим мыслям. Начали ее в честь победы надНаполеоном в 1812 году, сейчас идет уже 1825 год, а конца строительству невидно. Харьковчане не спешат, словно у них впереди вечность. Счастливые!

Карету чинили трое суток. Правда, он не отрывался отрасчетов, все бумаги возил с собой, и теория ракетной тяги продвинулась еще на шажок.Так, углубленный в расчеты, он и не заметил, что карета двинулась, что катит постепям и гаям, что восхитительные багровые закаты переходят в сказочные тихиеукраинские ночи, а утром вспыхивают бесподобные зори… Зато стала заметнастрогая красота интегралов и туго натянутый ряд дифференциальных уравнений!

Он прибыл на Хортицу, с неутомимой энергией ходил в ледянойводе, замерял глубины, мерил пороги, высчитывал вес падающей через камни воды.

– Плотину пока построить не сможем, – сказал онсожалеюще. – Далеко от Москвы, Петербурга. В полудиких странах всяжизнь идет в столицах, а в остальных городах и весях… так, ждет указаний. Этоне Голландия, где каждый город равен столице, а плотины на каждом шагу…

– Значит, ехали зря? – спросил Внуков.

– Я предусмотрел и такое. Свободное плавание все равноможно устроить! Не с помощью плотины, так с помощью изобретенной мною машины.Хоть так, хоть эдак, а река станет судоходной!

Подул резкий ветер. На чистое небо наползла черная туча.Донесся далекий раскат грома.

– Александр Дмитриевич! – сказал Внуковвстревоженно. – Гроза будет! А у нас коляска открытая… Надо спешить!

– Успеем, – отозвался Засядько.

Он смотрел на остров, откуда предки его выступали в боевыепоходы. А гроза все приближалась, приближалась и наконец грянула. Вдалиопустилась и стремительно надвинулась на них плотная серая стена дождя.

Засядько бросил последний взгляд на Хортицу и пошел кколяске. Он даже не вздрогнул, не поежился, когда ледяной водопад ревущей водыобрушился на голову и плечи. Просто не замечал ливня, грома и молний.

Бешеные порывы пронизывающего ветра и проливной дождьсопровождали их всю дорогу, целых тридцать верст. Лошади то и дело увязали вгрязи, и Засядько с Внуковым, промокшие и продрогшие, терпеливовытаскивали коляску на твердый грунт.

Измученный Внуков уже ничего не хотел. Единственным егожеланием было лечь здесь в поле и умереть. Все, что угодно, лишь бы избежатьэтой дорожной голгофы. Остальной путь был сплошным кошмаром. Он смутно помнил,что Засядько теребил его и что-то кричал в самое ухо. Очнулся в своей передней.Когда слуги торопливо снимали с него промокшую одежду, заметил на себе плащгенерала. А как же он?

От этой страшной мысли и чувства непоправимой вины Внуковподхватился и снова бросился в ревущую ночь, уже не ощущая ни дождя, ни ветра.

Засядько был дома, сидел у жарко натопленного камина. Лицоего казалось застывшим. Настолько застывшим и бесстрастным, что Внуковиспугался и громко воскликнул:

– Александр Дмитриевич!

Засядько повернул к нему голову, сказал с жуткимспокойствием:

– Все.

– Что – все?

– Закончил расчеты.

– Господи, в такое-то время! Как убрать пороги?

Засядько раздраженно отмахнулся:

– Что пороги! Не я, так другой завтра бы это придумал.А я закончил вчерне расчеты… как бы тебе это сказать… Я создал теориюракетной тяги!

Внуков смотрел ошарашенно, не знал, что сказать. А виду генерала-изобретателя был совсем не радостный.

– Сейчас вот думаю, жизнь – как озеро:чем большевысыхает, тем больше грязи показывается на дне… Чем занимался? Живу в дикоевремя, сам дикарь…

– Не во всяком озере грязь! – горячо запротестовалВнуков. – На дне горных озер нет грязи!

– Спасибо на добром слове… Ты уж извини великодушно, но ясегодня собирался еще немного поработать.

– Александр Дмитриевич, вам надо отдыхать.

– Отдыхать… Только мертвецы имеют право отдыхать. Толькоони! Кстати, ты никогда не задумывался над тем, что большую часть человечествасоставляют не живые, а мертвые? И они живут среди нас. Помогают. Когда явел в атаку на Бородинском поле своих людей, то рядом со мной шли также воиныАлександра Невского и Дмитрия Донского… Хочу думать, что и я когда-то буду идтис кем-нибудь по Луне или другим планетам…

– Александр Дмитриевич!

– А что? Сохраните только память о нас, и мы будем житьи после смерти. А насчет Луны… дорогой мой друг, иные утопии бывают лишьслишком рано высказанными истинами!

Они отправились на другой день рано утром. По раскисшейпосле ливня дороге, в разболтанной карете. Засядько на ходу заполнял бумагикорявым почерком, морщился, когда карету подбрасывало и перо протыкало бумагу.

Внуков качал осуждающе головой, а Засядько объяснил:

– В старости нужно работать больше, чем в молодости. Тытак не находишь?

– Вам нужно отдохнуть, Александр Дмитриевич, – только инашел что ответить Внуков.

– Ах, оставь. Уже некогда отдыхать. Не успеваю.А сделать нужно многое… По моему разумению, только мертвые имеют правоотдыхать. Или это я уже говорил? Да и то многие мертвяки трудятся вовсю,работают, воюют.