Друзья беспрекословно повиновались, и, едва все пригнули головы, Себастьян направил черную лошадь вправо и под пугающе низкой аркой свернул на узкую дорожку. Должно быть, Пфиффер со спутниками не заметили этот переулок, потому что их внимание отвлек мертвый звонарь. Повозка помчалась по гладким булыжникам, быстро набирая скорость: всадник подстегнул вороного жеребца, и тот побежал еще быстрее.

Квендели уцепились за края повозки и друг за друга. Трясло очень сильно, но никто не жаловался, потому что они с трудом могли поверить, что им удалось спастись от ужасной смерти. Позади, за очертаниями арки, виднелся лежащий на снегу труп, залитый последними отблесками защитного магического света Себастьяна. Когда над телом сомкнулись три тени, квендели в ужасе отвернулись и спрятали лица, крепко обнявшись. Никто не осмелился спросить у старика Пфиффера, кем был этот мертвец.

Вскоре они выехали в проулок, который шел между высокими садовыми стенами, соединяя две улицы. Параллельная дорога тоже вела на север и спускалась с холмов, но была шире, и Себастьян погнал вороного еще быстрее, потому что ветер изменился на встречный, а снег повалил еще сильнее. Крупные снежинки стремительно спускались с затянутого пеленой неба. Баумельбург погрузился в непроглядную тьму, и лишь зловещий красный свет венчал его крыши, словно огненная диадема.

Это горели дубы на деревенской площади, но, когда квендели повернулись, чтобы посмотреть, они не смогли различить, что охвачено огнем: только деревья или уже и дома. Хульда и Гортензия всхлипнули, увидев старинный Баумельбург в беде, и вскоре все уже рыдали: от горя и скорби по тем, кого потеряли, по прекрасному празднику, который был так жестоко прерван, и от усталости и страха перед тем, что произошло этой ночью и что еще предстояло.

Возможно, нечто страшное поджидало их совсем близко: ужасающий вой заглушил сильный ветер. Сначала казалось, что вой доносится издалека, однако вторящие ему жуткие голоса звучали рядом. Похоже, стая нагулялась по улицам и переулкам и теперь вожак созывал своих диких собратьев. Когда рычание послышалось совсем близко, вороной конь Себастьяна блеснул белками глаз и рванул сильнее. Старик Пфиффер крепко держал факел, огонь мерцал на ветру и грозил вот-вот погаснуть.

Себастьян вдруг обернулся и окликнул Одилия:

– Подпусти волков поближе, а потом ткни факелом в сверток, который лежит у вас под ногами, и брось его им под ноги! В мешке остатки фейерверков и кое-что еще – твое, мой добрый Пфиффер. Выпусти его, пора!

Одилий потянулся было к свертку, но тут же отдернул руку. Ему показалось, что внутри что-то шевельнулось. Остальные тоже заметили это и испугались.

Однако старик Пфиффер вдруг принялся торопливо разматывать веревку, стягивавшую темный сверток, словно разгадал смысл слов Себастьяна. Спутники не могли не заметить, что руки у него дрожали, когда он развязывал последний узел, и смотрели с изумлением. Наконец, из мешка выскочил рыжий кот и плюхнулся прямо на колени Биттерлингу.

– Тролли тебя побери! – пронзительно воскликнул Звентибольд. Сердце громко забилось в его груди.

Рыжий Райцкер, громко мяукая, бросился на грудь Одилию и уткнулся ему в подбородок.

– Райцкер, мой малыш! – блаженно вздохнул старик Пфиффер.

В уголках его глаз блеснули слезы благодарности, ведь Одилий едва верил, что снова увидит питомца. Вероятно, они оба избежали страшной опасности. Вид у кота был потрепанный: шерсть местами опалена, как и мешок, из которого он только что вылез, великолепные усы наполовину обожжены, одно ухо разорвано, а левую переднюю лапу кот держал на весу, словно ему было больно наступать на нее. Но он был жив и снова воссоединился с хозяином. Все, кто видел их встречу, ощутили проблеск надежды, несмотря на царившую вокруг непроглядную тьму.

Все случилось очень быстро. Одилий осторожно передал Райцкера Хульде – о том, каким чудом спасся кот, он решил разузнать позже. Сперва нужно было сделать то, что велел хранитель моста.

Пришло время заняться волками. В темноте и снежной буре было не разглядеть, сколько страшных тварей их преследует, наверняка гораздо больше трех. Расстояние между хищниками и добычей стремительно сокращалось. Вороной конь заржал, и в этом ржании впервые прозвучал не только вызов, но и ужас. С отчаянным прыжком скакун рванулся вперед.

– Если эти чудовища снова обрушатся с неба, то будет неважно, как быстро бежит наш конь! – выкрикнула Гортензия.

Ночь наполнилась воем и рычанием. Казалось, что за повозкой гонится вся стая и очень скоро их настигнет, если что-нибудь их не остановит.

– Поторопись, Одилий! – раздался запыхавшийся голос хранителя моста.

– Во имя святых грибниц, сделайте что-нибудь! – испуганным эхом потребовала Гортензия.

Остальные, потеряв дар речи от потрясения, завороженно смотрели, как Одилий тщетно пытается поджечь факелом сверток Себастьяна. Мешок промок, пропитался растаявшим снегом. Вероятно, придется извлекать содержимое по очереди и лишь тогда поджигать.

– Вот они! – сказал Карлман, который поднялся, чтобы лучше рассмотреть преследователей.

В небольшой круг света ворвались огромные серые тени. Вскоре факел окончательно погас, и в наступившей темноте уже было не понять, что творится. Квендели в повозке почувствовали какое-то резкое движение, как будто кто-то вскочил на ноги. Потом показалось, что позади них на тропинке раздался тихий стук, приглушенный снегом. Больше ничего не произошло, только вой безжалостных охотников стал еще громче, перекрывая ревущий ветер. Хищники готовились броситься на добычу.

– Клянусь всеми трюфелями леса, что вы наделали? – спросила Гортензия у старика Пфиффера, и в ее хриплом голосе прозвучала горечь. – Теперь у нас нет даже огня и нечем защититься!

В следующее мгновение что-то громко зашипело, заглушая ее причитания, а потом в воздух раздался оглушительный взрыв. Все в ужасе пригнулись и выглянули как раз вовремя, чтобы увидеть, как ослепительная вспышка осветила окрестности. Квендели успели бросить последний взгляд на сверток Себастьяна, прежде чем тот рассыпался на тысячи искр.

Оказалось, что старик Пфиффер сунул факел в мешок и бросил его под ноги преследователям, надеясь, что фейерверк удастся.

Мешок взорвался среди стаи волков с такой силой, что те разбежались с яростным воем. Из клубов снега вырвался поток разноцветного огня. Сияние развеяло мрачные тени, и они исчезли, обернувшись клочьями ледяного тумана в холодной ночи.

На этот раз они отступили в глубины тьмы, из которой пришли. Но ничто не помешает им вернуться.

Настало время ветра, время волка, и осень сменилась зимой. Настала ночь дыма, ночь смерти.

Вороной конь замедлил ход, только когда повозка миновала границу деревни на северной стороне холмов Баумельбурга, и помчался галопом по просторам заснеженных лугов. Там, на равнине, в Холодную реку впадала Зайчатка. Отсюда до Вороньей деревни