Офицеры штаба 9-й армии вышли посмотреть на воздушные сражения. «В середине утра в районе Маастрихта было много воздушных боев, и зенитки яростно палили по самолетам, невидимым из-за низкой облачности» {854}. Всего союзники потеряли 150 боевых самолетов, 111 были повреждены, и еще 17 вышли из строя по небоевым причинам. Потери среди пилотов, к счастью, были невелики, но погибли более ста человек наземного персонала.

Многие немецкие истребители были сбиты зенитным огнем, в том числе самолет оберст-лейтенанта Коглера, попавшего в плен. Возле Брюсселя случился казус: один низко летевший «фокке-вульф» сбила куропатка, «проделавшая огромную дыру в радиаторе, так что охлаждающая жидкость вытекла и двигатель заглох» {855}. Но, как признал штаб 9-й армии, «джерри совершили одну большую ошибку в этой неожиданной атаке, и эта ошибка очень дорого им обошлась. Атака слишком затянулась. В азарте стрельбы они находились в воздухе так долго, что наши истребители с тыловых баз успели подняться и застигли их, когда они повернули обратно к дому. В итоге немцы понесли чрезвычайно тяжелые потери» {856}.

Те пилоты, которым по приказу Геринга пришлось снова заправляться, пополнять боеприпасы и атаковать, вылетели обратно. Их встретила подавляющая сила союзных эскадрилий, полная решимости стереть врага с небес. И что хуже всего, противовоздушная оборона Германии все еще оставалась в полном неведении даже после начала атаки. «1 января великую операцию люфтваффе постигла катастрофа, – отметил адъютант Гитлера Николаус фон Белов. – По возвращении наши самолеты попали под сильный и точный огонь нашей же зенитной обороны, которой из соображений безопасности об операции так никто и не сообщил. Наши формирования понесли тяжелые и невосполнимые потери. Это была последняя масштабная операция люфтваффе» {857}.

Это была даже не частичная победа. Люфтваффе потеряло 271 истребитель, 65 были повреждены. Потери среди летного состава оказались катастрофическими. В общей сложности погибли или пропали без вести 143 пилота, 70 попали в плен и 21 получил ранения. В числе погибших были три командира авиационной эскадры, пять командиров авиационного крыла и четырнадцать командиров эскадрильи. Их будет очень трудно заменить.

Немцы мало чем могли повлиять на свою судьбу и просто брели к своим обесточенным заводам и конторам с высаженными окнами, спотыкаясь о руины, что остались после бомбардировок союзников, уничтожавших трамвайные и железнодорожные пути. В своей новогодней речи Гитлер ни словом не обмолвился о наступлении в Арденнах. О чем-то он, конечно, говорил, но почти все поняли, что ничего нового предложить им он не может.

Гитлер не упомянул и Unternehmen Nordwind – операцию «Северный ветер». Идея этой операции пришла ему в голову 21 декабря, ее название он придумал в Рождество. Формально целью операции было уничтожение американского 6-го армейского корпуса, стоявшего в северной части Эльзаса, и соединение с 19-й армией, державшей оборону в Кольмарском «котле», однако на самом деле его истинные намерения состояли в том, чтобы помешать продвижению Паттона в Арденнах и создать впечатление, будто он все еще сохраняет инициативу. 28 декабря Гитлер вызвал командиров дивизий в «Орлиное гнездо», чтобы он мог обратиться к ним лично, как сделал это до Арденнского наступления. 26 декабря, после встречи с Эйзенхауэром в Версале, Деверс вернулся в свой штаб и приказал изучить пути отхода в Северном Эльзасе. После того как 1 января немцы пошли в атаку по обе стороны от Битша, Эйзенхауэр приказал Деверсу оставить силы прикрытия и отвести свои основные войска в Вогезы, бросив Страсбург без защиты. Это был жестокий удар по настроению в 6-й группе армий. «Моральный дух сегодня хуже не бывает» {858}, – писал один полковник. Через репродуктор немцы с другого берега Рейна предупреждали жителей Страсбурга, что еще вернутся. Но американская артиллерия определила цель по звуку и сумела выбить этот репродуктор с впечатляющей скоростью.

Неудивительно, что началась паника, когда стало известно, что американцы, возможно, могут оставить город {859}. Население Страсбурга составляло 200 тысяч человек, и многие боялись немецких репрессий. По оценкам американского корреспондента, бежали 10 000 горожан. «Они уезжали в основном поездом… женщины толкали детские коляски; фургоны были доверху завалены мебелью». Число тех, кто уехал на автомобиле в течение следующих двух дней, варьировалось: от 2000 человек по американским данным до 15 000 согласно французским источникам.

В Париже французское временное правительство было во всеоружии. Де Голль немедленно отправил приказ генералу де Латру де Тассиньи, командующему 1-й французской армией, которая находилась к югу от города: «Совершенно очевидно, французская армия никогда не согласится оставить Страсбург. В случае отвода войск союзников с их нынешних позиций к северу от 1-й французской армии я приказываю вам взять на себя ответственность и обеспечить оборону Страсбурга» {860}. Затем он изложил свою позицию Эйзенхауэру и обратился к Черчиллю и Рузвельту с просьбой не допустить отвода союзных сил. Главное командование было предупреждено о том, что 100 тысяч горожан необходимо эвакуировать, еще 300 тысяч эльзасцев рисковали стать жертвами немецких репрессий.

Операция «Северный ветер», Эльзас.

На следующий день генерал Альфонс Жюэн по указанию де Голля отправился к Беделлу Смиту – сообщить, что глава временного правительства прибудет в Версаль для встречи с Эйзенхауэром на следующий день. Жюэн и Беделл Смит прежде ссорились, а это была их самая бурная встреча. Напряженность возникла сразу после того, как генерал де Латр пожаловался на нехватку в своей 1-й французской армии техники и снаряжения, а американцы усомнились в эффективности ее атак на Кольмарский «котел». Французы понесли тяжелые потери среди младшего офицерского состава, и офицерам, присланным на замену, было трудно убеждать бойцов идти в атаку.

Жюэн сказал, что генерал де Голль выведет французские войска из подчинения Главному командованию, если американские войска отступят к Вогезам. По словам Беделла Смита, он был крайне груб, говоря о том, как Эйзенхауэр вел войну. «Жюэн заявил мне такое, – сказал Смит Эйзенхауэру после встречи, – что, будь он американцем, я бы ему челюсть свернул» {861}.