Один из заморских гостей спросил:

– Как воина?

– Как знатного воина, – ответил Владимир громко. –Со всеми почестями!

Заморский гость кивнул, среди послов прокатился говорокудовлетворения. Поверженного богатыря подхватили и унесли, а челядинцыторопливо плескали воду из ведер, смывали кровь, посыпали песком.

Владимир широко раскинул руки:

– Вернемся за стол, а гусляры пусть потешат нас новымипеснями! А можно и старыми, ибо не все, что ново, – лучше.

Закат был удивительно нежен, а розовый свет распространялсятак мягко, неслышно, словно боясь потревожить тишину, что в глазах щипало отумиления и вос­торга. Небо из ярко-голубого стало синим, но все еще светлым ирадостным, алый свет подбивал снизу неподвижные облака как шелком, те грозноблистали великолепием, настолько недвижимые, что было ясно: останутся до утра,чтобы точно так же встретить и утреннюю зарю, снова искупаться в таких жерозовых лучах.

Подсвеченные снизу, медленно поплыли, неспешно взмахиваякрыльями, лебеди… нет, не лебеди, Владимир со стесненным сердцем всматривался влегкие женские тела, длинные ноги, вытянутые в ровную линию, различил дажеострые, как у молодых коз, груди этих небесных дев-вил, что следят за дождем,насылают росу на травы, оберегают родники… Крылья при каждом взмахе сверкают,словно перья с серебряными волосками.

С этой высокой башни он видел, как из реки и озеравысунулись русалки и водяницы, над дальним лесом пролетел Змей, на деревьяхсреди веток проглядывали смеющиеся рожицы шаловливых мавок.

Стуча коготками, внизу по ступенькам пробежал маленькиймохнатый домовик, похожий на озабоченного селянина. Может, он и был в прошломселянином, после смерти не пожелавшим уйти в вирий, кому-то же надоприглядывать за внуками-правнуками, дабы блюли, чтили, соблюдали…

За спиной послышался вздох:

– Как красиво…

Верховный волхв неотрывно смотрел вслед обнаженным девам, теплыли по небу неспешно, без усилий, прекрасные и чистые. Претич и двоедружинников, что неотрывно сопровождали князя, разглядывали берегинь свосторгом. Владимир криво усмехнулся:

– Тебе-то что?.. С твоей рожей только на них исмотреть!

А Претич поддакнул:

– Да он уже подумывает переменить ее на людскую!

Дружинники загоготали. Волхв сплюнул в сердцах им под ноги:

– Это у вас-то людские? Да у меня куда больше людская!.. Выж зверье, у вас нутро зверячье, мысли зверячьи, только личина почему-то понедосмотру… Лучше уж наоборот! Я вижу красоту, от которой дурная кровь неиграет, а душа веселится, чище становится. А вам, дурням, даже эту красу…подмять бы, истискать, испохабить, пожмакать…

Воевода и дружинники ржали как сытые кони. Владимир махнулрукой, мешают, быстро сбежал по круговой лестничке вниз во двор. От теремакнягини Юлии через двор торопливо шел рослый человек в нелепой женской одежде,которую зовет рясой, с огромным золотым крестом на груди. Весь в черном, дажешапка черная, борода лопатой по грудь, волосы по-женски свисают на плечи. Дажедвигается не по-мужски, а семенит, голову склоняет, горбится, будто монетку наполу высматривает.

Священник приблизился, поклонился так низко, что едва нестукнулся лбом о бревенчатый настил:

– Княгиня просит простить ее за отсутствие на пиру…Захворала малость.

– Это какая княгиня? – переспросил Владимир брезгливо,хотя священник находился только при Юлии, принявшей христианство еще в детстве,а потом склонившей в него и Ярополка. – Тебя зовут… э-э… Иван?

– Иоанн, великий князь, – поправил священник опять снизким поклоном.

– Иван, значит, – определил Владимир. – Больнотрудное имя. Так звучит проще. Говоришь, занемогла? Что ж ты, волхв новогобога, не вылечишь?

Священник поклонился в третий раз:

– Мы лечим души, а тела бренны, стоит ли на них тратиться?

Владимир уловил краем глаза новую стайку проплывающих высокопод облаками женских тел. Красное солнце просвечивало их насквозь, они казалисьнаполненными жаркой жизнью, часто вспыхивали, как драгоценные рубины.

– Ну, – сказал он медленно, – есть душонкинастолько мелкие, что даже плюнуть в их сторону – оказать честь. Да и телателам рознь.

Священник перехватил его мечтательный взгляд, глазавспыхнули, но сдержался, сказал сдавленно:

– Когда сюда придет вера Христа, все это исчезнет!

– И русалки? – спросил Владимир насмешливо.

– Все! – почти выкрикнул священник. – Любаянечисть! Господь наш ревнив, он не допускает других… всяких. Все будетискоренено под корень: лешие, кикиморы, мавки, вилы… Только вера Христа! Мирбудет чист.

Владимир сказал тяжело:

– И пуст… Пуст, как ограбленная могила.

Священник осекся, вспомнив, что и сам великий князь, хоть ирожден отцом и матерью, но бабкой-повитухой была ведьма из рода древних невров,а те, по слухам, ведут начало от самой Лилит, что была первой женойблагочестивому Адаму, а потом не покорилась Богу и стала демоншей…

Владимир брезгливо посмотрел ему вслед, но с башенки наконецспустился грузный Белоян. Горбился, словно нес на спине незримую гору. Шерстьна морде слиплась, на лбу блестели крупные капли пота.

– Скоро на четвереньки встанешь, – сказал Владимирнедовольно. – Стряслось что?

Белоян поднял голову, Владимир отшатнулся. Маленькиемедвежьи глаза были залиты кровью, словно там полопались все сосуды и кровьвыступила наружу.

Измученным голосом верховный волхв проревел:

– Наблюдал за Царьградом…

– Ого!

– Как видишь, с твоей башни можно увидать многое, надотолько уметь смотреть.

– И не было защиты? – не поверил Владимир.

– Ну, я смотрел там, где защиту не поставили, –поправился Белоян. – Маги закрывают дворец, а еще пуще – свои гнезда.Но и по крохам с улиц можно собрать кое-что.

– Курица по зернышку клюет, а сыта бывает, – сказалВладимир серьезно. – Ты молодец.

Белоян сердито блеснул красными глазками:

– Не всем же быть орлами. Или волками. Их там тьма. Жрецыновой веры вовремя спохватились, всех магов не пустили под нож. Пользуются,когда надо чудо сотворить во имя своего бога. Сами не могут, а те… наемники,что с них требовать?..

Он говорил все громче, даже выпрямился, глаза заблисталигрозно, как две красных звезды, что предвещают кровавую войну, разор и гибель.Владимир прервал, волхв может обличать царьградских магов до бесконечности: