— Да, — Соня вздохнула и подавила зевок, — он всем такговорит. А сам ищет, ищет.

— Что именно, как вы думаете? Записи, описание метода,что-то вроде рецепта или само таинственное вещество?

— Возможно, и то и другое. Известно, что Свешникову удалоськаким-то образом воздействовать на эпифиз.

— Разве это так сложно?

— Представьте, геометрический центр мозга. Конечно, МихаилВладимирович был отличный хирург, но техника таких сложных операций была нанизком уровне.

— Обязательно надо вскрывать череп?

— Да. Пройти мозговые оболочки, не повредив их, избежавинфекции. Антибиотиков ещё не знали, способы дезинфекции были грубы иненадёжны. Раневые поверхности обрабатывали карболовой кислотой по методуКарреля-Дейкина. Но карболка разрушает лейкоциты, то есть естественную защитуорганизма. Кстати, именно Свешников первым заметил это и раны своих больныхобрабатывал по старому проверенному методу Пирогова. Хлорная вода, ляпис, йод,спирт, дёготь. Михаил Владимирович спасал самых безнадёжных раненых. Он был врачомот Бога, милосердным и глубоко порядочным. Он мог вскрывать черепа крысам, нони за что не стал бы рисковать жизнью человека ради научного эксперимента.

— Иные пути, кроме хирургического, возможны?

— Я думала об этом. — Соня не удержалась и зевнула во весьрот. — Допустим, он сумел ввести внутривенно некое вещество, котороецеленаправленно пошло по кровотоку к эпифизу. Что-то неорганическое, наминеральной основе? Или растительный препарат? Исключено. Бактерии? Вряд ли.Они мгновенно распространяются по всему организму. Остаётся одно. Но я вам нескажу.

— Почему?

— Во-первых, это ужасно, неаппетитно, мерзко, а мы, хоть ужеи поели, но ещё сидим в ресторане. Во-вторых, я очень хочу спать.

Соня еле доплелась до своего номера, у неё закрывались глаза.Зубов обещал позвонить, разбудить к завтраку. Ей казалось, стоит только упастьголовой на подушку, и она сразу заснёт. Она вытащила из чемодана пижаму, всталапод горячий душ и вдруг подумала, что напрасно не попросила старика Агапкинаснять свою масонскую шапочку. Может, она вовсе не масонская и он не расстаётсяс ней потому, что его череп обезображен шрамами от трепанации?

Оказавшись наконец в бескрайней гостиничной постели, подтёплой невесомой периной, она с удивлением поняла, что уснуть не сумеет.

Бим помешался именно на Свешникове. Раньше она об этомдогадывалась, но не хотела самой себе верить. Получалось, что Борис Ивановичпостоянно пытается принизить неизвестное чужое открытие, которое сам упорноищет. Более того, когда он узнал, что Соня интересуется Свешниковым, он какбудто с цепи сорвался. Без конца повторял: чушь, бред! Тебе делать нечего?

Она видела у него дома на полках несколько книг, в которыхупоминался Свешников. Их было мало, но все они у Бима имелись, даже мемуарыЖарской. Однажды Соня заметила у него на столе аккуратно переплетённую подшивкустарых газет за 1916 год, пролистала и тут же наткнулась на статью некоего Б.Вивариума об эликсире молодости, который изобрёл профессор Свешников. Текст былсовершенно бредовый, в стиле сегодняшней жёлтой прессы.

— Борис Иванович, неужели вы хотите, чтобы о вас писали тоже самое? — спросила она.

— Зачем ты читаешь всякую чушь? Дался тебе этот Свешников! —зло крикнул он и отнял у неё подшивку. — Не было никакого Свешникова! Ничего онне изобрёл!

Соня поняла, что уснуть просто так уже не сможет. Досталакнижку, попробовала читать, но все равно думала о Биме, о папе, о Свешникове.Наконец вспомнила о своём маленьком плейере. Надо надеть наушники, включитьспокойную музыку, и тогда не заметишь, как заснёшь. Она вылезла из-под перины,зажгла торшер, долго рылась, искала, перетряхнула все содержимое чемодана,потом портфеля. В одном кармане нашла пробитый билет на поезд. «Зюльт-Ост —Гамбург, центральный вокзал», в другом — карточку московского метро, в третьем— смятую купюру в пятьдесят евро. Плейер оказался в четвёртом, наружном.

— Папа, ты, наверное, думал, что потерял эти деньги. А онивот, лежат и молчат. Почему в твоём ридикюле так много отделений и карманов? —пробормотала она.

Несколько мгновений она сидела на ковре, под торшером,зажмурившись, стиснув зубы и кулаки, едва сдерживая слёзы. Наконец разжалаладонь и увидела крупную желатиновую капсулу. Папины витамины. Случайно выронилв портфель, когда принимал. Не мудрено. В последнюю неделю у него заметнодрожали руки.

Соня встала, пошла в ванную, взяла маленький пластиковыймешочек от зубных нитей и аккуратно завернула в него капсулу.

Москва, 1917

Шофёр помог донести пакеты с провизией, поставил у двери итут же ушёл. Агапкина встретил Андрюша. Он держал свечу, прикрывал огонёкладонью.

— Ну что, как? — спросил Федор.

— Папа проснулся, выпил кипятку с няниной клюквой, сейчаспробует читать при керосинке. Таня ушла к себе, сказала, поспит немного.Горничные тоже ушли куда-то, обещали вернуться утром. Няня возле папы сидит,вяжет. Ой, груши! — Андрюша опустился на корточки, осветил корзину и пакеты. —Откуда это? Где вы достали?

— Зови Таню, сейчас будем ужинать. Я все расскажу.

Профессор встретил его слабой улыбкой, неловко повернулся надиване.

— Вот, Федор, как мало, оказывается, человеку нужно.Холодно, темно, стрельба, гибель повсюду, а я проснулся, у меня всего лишьнемного боль утихла, и я счастлив.

Агапкин поставил на стол пакеты, взял керосинку, осмотрелзабинтованную ногу. Повязка не промокла, кровотечения не было. Пальцыдвигались.

— Что там, на улице? — спросил профессор.

— Стало тише. Вроде бы договорились о перемирии.

— Кремль чей? Наш или их?

— Михаил Владимирович, откуда мне знать? Я ведь ходил тольков аптеку. Но всё закрыто.

— Ой, батюшки, откуда такие чудеса? От чьих это щедрот? —няня добралась до пакетов, до корзинки и щебетала, причитала, всплёскиваларуками. — Мишенька, смотри! Сыр, шоколад, ситник мягонький, изюму целый фунт,икра паюсная! Андрюша, Танечка, идите скорей!

— У нас няня, часом, не помешалась? — испуганно прошепталпрофессор.

— Нет. Сейчас разберём пакеты, подвинем стол.

— Погодите, Федор, — профессор тронул его за руку, — онаточно не бредит?

— Нет, — Агапкин достал из корзины гроздь чёрного виноградаи протянул ему, — ешьте. Вам сейчас необходимо.