— А зачем ехать на Карнавал без костюмов? Я могу вам посоветовать гостиницу, небольшую, консервативную. Хозяйка — из моих знакомых. Я с ней могу договориться, позвонить ей, она вам сделает скидку как моим друзьям. Она кое-чем обязана моим родителям.

— Вы очень… любезны.

Мария отнеслась к его идее негативно.

— Как ты себе это представляешь? — спросила она. — Что я скажу тете? Как я объясню все?..

— Ничего такого в этом нет, — обижаясь, ответил Дитер. — Ты совершеннолетняя и можешь поступать, как тебе хочется. Не все ли равно, что скажет на это твоя тетя?

— Мне не все равно. И… она к этому отнесется плохо. Она к тебе не расположена.

— О, я имел возможность это заметить! И что?.. Скажешь ей, что поедешь к подруге… если боишься говорить обо мне.

— У меня нет там знакомых.

— А в Минге? Ты жила там несколько лет.

Она задумалась, поджав с сомнением губы.

— А как мы… у нас нет денег!

— У меня пока есть. На несколько дней, чтобы покутить, хватит. На гостиницу, на билеты…

— А работа?

— Возьмешь отгул.

— Ну…

— Тебя беспокоит, что скажет твой жених?

Он знал: то был жестокий прием. Мария покраснела и воскликнула:

— Не понимаю, о чем ты говоришь. У меня нет никакого жениха.

— А тот парень, который написал ужасную партийную песенку? Петер Кроль же?

Мария покраснела еще больше, в голос ее просочилась злость.

— Он не мой…

— Либо ты едешь, либо я поеду один, а девушку найду себе на месте.

Тон его, фальшиво-решительный, не испугал ее.

— Ну и дурак, — с холодным спокойствием сказала она.

Согласившись, она испытала облегчение. Она взялась сама подготовить костюмы, показывала их Кате, которая обо всем знала, а от тети прятала, чтобы та не разведала об ее планах.

Провожать ее собрались всей семьей — впервые Мария ехала куда-то в одиночестве. Жаннетт, сомневаясь в правдивости рассказа о подруге и юбилее, хотела убедиться, что племянница сядет в нужный поезд и поедет без мужской компании. Не сумев отвязаться, Мария села в поезд до Минги и сошла на следующей, после столичной, станции, чтобы с нее возвратиться в город и ехать уже своим маршрутом. От всех этих уловок она была раздражена и честно призналась, что от обмана чувствует себя омерзительно.

Погода в К. подобна была ее настроению: с пятницы не прекращались дожди, ветер бил и морозил, пахло сыростью, улицей и грязными водами. В гостинице, к радости продрогшей Марии, исправно топили; к их приезду готовы были две смежные комнаты, подавался ужин, горячий чай или кофе.

— Кажется, все начинается не лучшим образом, — расстроено заметил Дитер, выглядывая из окна на плывущую улицу.

Мария весь вечер чихала и кашляла, укутавшись двумя одеялами. К ночи, несмотря на две кружки чая, глинтвейн и сытный ужин, ей стало хуже, а к полуночи у нее поднялась температура и появился озноб. Выпив таблетки, она успокоилась, заснула, но всякий час просыпалась и начинала о чем-то лепетать, будто бы бредя, спрашивала, где она, и путала родной язык с французским или с южным диалектом.

— Почему двери открыты? — спросила она ближе к утру, снова проснувшись.

— Что?..

— Двери… они открыты. Обе.

— Ну и что?

— Почему они открыты?

— Я могу их закрыть, если ты хочешь.

Плотно затворив двери в свою комнату, Дитер вернулся к ней и спросил:

— Может, нам все же нужно вызвать врача?

— Нет… нет. Это не страшно.

— Меня беспокоит твое состояние.

— Ничего, ничего… ужасного нет. Я что-то говорила?

— Немного. Тебе снилось что-то?

— Чуть-чуть, — прошептала Мария. — Я снова стала ребенком. Мне снился вокзал. Словно меня потеряли на вокзале. И много чужой речи. Я сейчас по-русски говорю?

— Да.

— Ты меня понимаешь?

— Да.

— Мне очень плохо. Ты не мог бы уйти?

— Хорошо. Но я попрошу вызвать врача.

— Да нет же, нет, нет! — воскликнула она с внезапной злостью. — Ничего мне не нужно, никакого врача!

— Не кричи, пожалуйста, горло заболит сильнее.

Мария посмотрела на него, глаза опустила почти сразу, не сумев выдержать его взгляда; прошептала в подушку:

— Извини, извини меня. Я не хотела. Меня разозлили эти двери. И этот сон, и твои вопросы. Это мое, собственное. Ты не сможешь это понять, потому что это не твое.

— Куда же мне? Я бесчувственное бревно.

Желая добавить что-то злее, язвительнее, он остановился усилием воли; заметил поневоле ее слабость, жалобное положение ее тела и плечи, не прикрытые одеялом. Наклонившись, выше подтянул одеяло и сказал, смягчая голос:

— Не бойся. Все будет хорошо, я позабочусь о тебе, я обещаю.

— Мне никто не нужен, — глупо ответила Мария.

— Ну-ну, маленькая врушка.

Мария быстро показала ему язык и повернулась спиной.

Весь следующий день лил дождь и гремело вдали. Марии стало лучше, но с постели она не вставала. Оттого, что Дитер караулил ее состояние, она ощутила себя немного виноватой и решила выгнать его, занять чем-то, кроме своей персоны.

— Может, ты хочешь гулять? — спросила она, когда Дитер принес ей носовые платки. — Тебе необязательно сидеть тут со мной целый день.

— Да ты в окно посмотри! Гулять?

— Ты можешь взять зонт.

— Тебя он не спас, этот зонт.

— И как они тут живут?! — высморкавшись, сказала она. — Я думала, хуже вашей столицы ничего не может быть.

— С чего это она плохая?

— Скучная. Минга лучше. Это как Питер и Москва. Но Питер лучше, чем Москва. Москва провинциальна.

— Откуда ты знаешь?

— Я была в ней с мамой и папой.

Они помолчали.

— Тебе совсем не скучно? — решилась Мария и слегка покраснела. — Ты ничем не занят, кроме меня.

— Почему же, я читал газету и листал альбом, пока ты спала. Альбом ужасный, говорю сразу, чтобы у тебя не было иллюзий, если возьмешься за него.

— И ты совсем не устал?

— Нет, я тоже спал… хотя я бы полежал немного, — нехотя признался он. — Не хочу оставлять тебя, лягу позже, ближе к ночи.

— Ты можешь лечь со мной… если не боишься заболеть.

С легкой и милой неловкостью Мария сбросила одеяло с пустого места на кровати. Смутившись, она легла к нему спиной и закрыла плечи, чтобы он ни за что не рассмотрел их вблизи; и то тоже было столь забавно (он много раз видел ее плечи), что ему сложно было сдерживать нежность.

— Хочешь спать? — прошептала она сквозь одеяло.

— Нет… полежу немного, спасибо. Можно?..

Стараясь не испугать ее, он бережно обнял Марию поверх одеяла. Как застигнутое врасплох животное, она напряглась, вся сжалась в клубок, схватив руками колени. Желая отвлечь ее, Дитер спросил:

— Почему