– Зачем?

– Он обладает крайне важной информацией, – гладкосоврал Рейневан, перекрикивая вой убиваемых. – Секретной, особогозначения. Для дела!

– Ну, так вам не повезло, вам и вашему делу, –сказал прислушивавшийся Кромешин. – Вот это вот – бурмистр Арнольдус, авот это вот – голова бургомистра Арнольдуса.

Он показал на первого убитого, бородача в голубом плаще,того, кого зарубили на дышле.

– Мне его даже жалко, – добавил он. – Вечныйпокой дай ему, Господи. Et lux perpetua luceat ei.

– Он… – Рейневан проглотил слюну. – У негобыла жена… Люди! Кто ее знает? Кто…

– Я знаю! – услужливо отозвался один из местных,из группы тех, которые служили таборитам проводниками. – Это на улицеТаможенной. Я покажу!

– Веди.

Вириду Арнольдусову, только что ставшую вдовой бургомистра,они застали живой. В разграбленном помещении. Пытающуюся подняться с пола итрясущимися руками поправить разорванную одежду, закрыть наготу клочьямипорванного платья и рубашки. Самсон громко втянул воздух. Шарлей выругался.Рейневан отвел взгляд.

В полевом войске Табора сурово карали за изнасилованиеженщин. Военные уставы, введенные Жижкой, предусматривали за изнасилованиерозги или даже смертную казнь.

Но что поделаешь, Жижки не было в живых уже пять лет, а егоуставы вполне очевидно устарели и вышли из употребления. Не выдержали испытаниявременем. Как и много других принципов и правил.

Самсон снял епанчу, набросил на плечи женщины. Рейневан сталвозле нее на колени.

– Прости, пани, – пробормотал он. – Я знаю,что не вовремя… Но это вопрос жизни и смерти. Речь идет о спасении человека,попавшего в беду… Я должен… Должен задать вопрос. Пожалуйста…

Женщина тряхнула головой, вплела пальцы обеих рук врассыпанные волосы. Рейневан хотел дотронулся до ее плеча, но вовремяостановился.

– Прошу тебя, пани, – повторил он. – Умоляю.Стаю перед тобой на коленях. Я знаю, что тебя когда-то заключали в монастырь.Скажи мне, где.

Она посмотрела на него из-за растущих на щеках синяков.

– В Мариенштерне, – сказала она. – А сейчасоставьте меня одну. Уйдите. И будьте вы прокляты.

Снаружи успокоилось. Кромешин дал приказ прекратить резню,подгейтманы и сотники не без труда удержли разохотившихся таборитов. Необошлось без вмешательства конных Микулаша Сокола, которые самых рьяныхпризывали к порядку ударами батогов, дубинок и древков копий. УтихомиренныеБожьи воины занялись теперь исключительно грабежом. Облокотившись на свойобитый ризами воз, Кромешин с удовольствием наблюдал, как на площадь сносят искладывают в кучу добычу.

– Ну что, медик? – увидел Рейневана Отик из Лозы,погоняющий вояк. – Ты нашел бурмистрову? Что-то из нее вытянул?

– Нам срочно нужно в Лужицы. В монастырь вМариенштерне.

– Нам? – поморщился Кромешин. – Ты езжайсебе, куда глаза глядят, мне нет до тебя никакого дела. Но твои товарищи служатв войске, а войско выступает на Жагань. Сейчас даю приказ выступать.

– Погоди с приказом, гейтман.

Эти слова сказал молодой человек в школярском берете ичерном вамсе, верхом на вороном жеребце. Его сопровождала Рикса Картафила деФонсека. И один вооруженный в полупанцире на стеганом акетоне. Кони храпели,чуя кровь, поэтому прибывшие спешились. Гейтман смотрел на них исподлобья.

– Кто вы? В чем дело?

– Прикажи посторонним удалиться.

Кромешин жестом отправил всех, остались только Царда и Отикиз Лозы. Рейневана, который тоже хотел отойти, остановила Рикса. Это не прошломимо внимания Кромешина.

– Тебя, сдается мне, я уже видел, – смерил онвзглядом юношу в берете. – Возле Прокопа. Зовут тебя Пётр Прейшвиц,городской писарь из Будзишина.[236] Ты, кажется, наш шпион.Говори, слушаю. Что ты должен передать?

– Я должен передать: сейчас не хороший момент длянападения на Жагань.

Вацлав Царда засмеялся, Отик из Лозы прыснул. Кромешин неотреагировал.

– Видишь, – он широким жестом показал на трупы,кровь на брусчатке и дым над домами, – что я сделал с этим городом? Яотплатил. За битву под Крацау. Лужичанам и силезцам гордыня в голову ударила,из нашего поражения под Крацау сделали символ для поднятия духа. Ну, так я далим символ. Такой, что от одного слова «Крацау» в штаны будут делать даже ихвнуки. Болеславец заплатил. Заплатят Житава, Будзишин, Згожелец, Хочебуж,Камень и Губин, придет их час. А Жагань заплатит раньше всех. Герцог ЯнЖаганьский и его брат Генрих были под Крацау, на их руках чешская кровь, этокровь взывает к отплате. Камня на камне в Жагани не оставлю.

– Князья Ян Жаганьский и Генрих на Глогове, –медленно и выразительно сказал Пётр Прейшвиц, обратились к польскому королю запротекцией, поклялись верно стоять на стороне Польского Королевства иподдерживать Польшу во всех ее начинаниях. А в Кракове как раз пребываютчешские послы. Прокоп Голый, англичанин Питер Пэйн, Бедржих из Стражницы ирыцарь Вилем Костка из Поступиц. Они там о союзе совещаются, демонстрируютдобрую волю и дружбу, а ты, брат Кромешин, хочешь разорять и жечь княжество,находящееся под Ягелловой протекцией? Мне приказано передать: director Прокопне поддерживает идею нападения на жаганьское княжество. Он советует принятьпредложенный выкуп.

– Мне никакого выкупа из Жагани не давали.

Прейшвиц посмотрел на Риксу, потом на вооруженного вполупанцире. Вооруженный вышел вперед. И заговорил.

– Светлейший князь Ян, illustrissimus dux[237]и хозяин Жагани, моими устами передает, что он согласен…

– Восемьсот рейнских злотых,[238] –грубо оборвал Кромешин. Если заплатит, то я его пощажу.[239] Явсё сказал. И прощаюсь. Брат Царда, ставь войско в походный порядок.

– Мариенштерн, – задумчиво повторила Рикса. –Монастырь цистерцианок. Это посреди дороги между Згожельцем и Будзишином.Отсюда будет дня три езды.