– Два, если гнать коней, – поправил ПётрПрейшвиц. – Это Виа Региа, ею хорошо путешествовать. А я как раз в тусторону. Охотно провожу.

– Тогда не будем терять времени, – решилаРикса. – Давайте до сумерек доберемся хотя бы до Новогродца.

– Я не могу, – ответил Шарлей на вопросительный взглядРейневана. – Кромешин был прав, я на службе. Табор не простил бы мнедезертирство, а за дезертирство – петля. Люди из моего собственного отряданабросили бы мне петлю на шею.

– Зато я поеду, – тихо заявил Самсон. –Недоумкам всё сходит. Они не смогут объявить меня дезертиром, поскольку я и ненанимался. Я был в инвентаре Шарлея. Когда он скажет, что я пропал, это будеттак, если бы у него собака сбежала.

– С Богом, Шарлей, – Рейневан вскочил вседло. – Береги себя.

– Это вы берегите себя. Вас четверо, а у меня шестьтысяч приятелей. Плюс двести возов с артиллерией.

Солнце садилось. В Болеславце смердело горелым, на пожарищахстелились огоньки. В Болеславце застывала черная кровь в канавах. В Болеславцеодни собаки выли, другие рвали тела убитых. Болеславец звучал стонами раненныхи умирающих, плачем обездоленных и осиротелых, отрывками молитв тех, коголишили надежды.

Наконец солнце зашло, а израненный город утих.

Nox ruit et fuscis tellurem amplectitur alis.[240]Ночь наступила, и всё живое погрузилось в сон.

Бедный Рейневан.

Мне его очень жаль, Маркета. Очень сожалею, что никоимобразом я не мог помочь ему в его несчастье. К монастырю цистерцианок вМариенштерне мы добрались за два дня езды. Лишь затем, чтобы узнать, что панныЮтты там нет. Это сильно удручило Рейневана. Но еще сильнее удручило его то,что Ютта там была. На протяжении трех месяцев, от половины февраля до Зеленыхпраздников.[241] Он разминулся с ней всего на месяц.

Мы объехали окрестные женские обители. Искали у кларисок вСэйсслице, у бенедиктинок в Риесе, у магдалинок в Любане. В Згожельце мырасспрашивали цистерцианок из Мариенталя под Острицом, бежавших после того, каких монастырь был сожжен в 1427. Ютты мы нигде не нашли, нигде ничего о ней неслышали. Рейневан совсем отчаялся. Я не мог ему помочь.

Мне его очень жаль.

Тебе тоже?

Из Лужиц мы вернулись в Прагу, в середине августа туда такжеприбыл Шарлей, какое-то время мы провели вместе, но вскоре Шарлей возвратился вполевое войско. В настоящее время он стоит где-то под Йичином, а ходят слухи оследующем рейде на Лужицы, который должен начаться после святого Вацлава.

Рейневан остался в Праге, в аптеке «Под архангелом», вместес тамошним чародеем он пробовал отыскать Ютту с помощью магии, безрезультатно.Потом в окрестностях Псаж вспыхнула эпидемия, и он как медик по призваниюпоспешил лечить. Не колебался ни минуты. Переборол себя, не поддался отчаянию.Много правды есть в словах: то, что нас не убьет, то нас сделает сильнее.

А я?

Я решил вернуться сюда, в Рапотин. Надолго ли? Настолько,насколько это будет возможно.

Что дальше, спрашиваешь? Несомненно мы снова встретимся, мытрое, несомненно это случится очень скоро. Судьба нас сильно связала междусобой, на доброе и злое. А ведь ничего не происходит без причины.

Судьба сильно связала меня с ними, Маркета. Очень сильно.

Почти так же сильно, как и с тобой.

в которой слабость характера вынуждает Рейневана статьгероем. Наши персонажи героически переправляются через реку Мульду и героическибьются в кровавой битве. Героизм вознаграждается. Слабость, как ни странно,тоже. Отсюда мораль, от провозглашения которой автор всё-таки удержится.

Боже, великий Боже, venerunt gentes in hereditatem tuam,снова язычники пришли в наследие Твое!

То ли это за грехи наши, то ли это poena peccati, чтопостоянно к нам еретик с мечом и огнем вторгается?

Anno MCCCCXXIX, ipso die sancti Johannis baptiste[242] гуситские разбойники нанесли ущерб нашему любимомумонастырю, нашему скрипториуму и книгособранию нашему, гордости нашей! Онипосягнули на сочинения такой величины, как «De fide cathholica», АланусаОстровитянина, «Libre de meravelles» Раймунда Луллия и «Clavis sanationis»Симона Генуэзского, на такие уникальные работы, как «Hierogliphica» ГораполлонаЕгипетского и «Bestiare» Пьра из Бове, на трактаты и кодексы такого прекрасногоисполнения, как «Expositio totios mundi et gentium», «De magia veterum», «Liberde mirabilibus natura arcanis», «De amore», «Secreta mulierum» и много других,может быть, единственных в мире экземпляров. Руки бы им пообламывать!

Полгода не прошло, а снова нашествие. Снова виклифисты, Taborienses,Orfani et Pragenses,[243] а во главе у них Procopius Rasus,[244] тот, как он приказал себя называть gubernator Taboriensiumcommunitatis in campis bellancium,[245] самый великий и самыйжестокий среди апостатов и ересиархов, в сущности не человек ex muliere natus,[246] но monstrum detestabile, crudele, horrendum et importunum.Eodem anno circa festum sancta Lucie,[247] он же Прокоп совсей своей армией до сих пор непобежденной, cum curribus, cum peditibus etequitibus[248] отправился ad marchionatum Misnen se,[249] сея смерть и пожары. И дошел до реки под названием Мульда.Зима же в тот года была мягкой…»

Перо высохло и неприятно заскрипело по выскребенномупергаменту. Старый монах-летописец опустил его в чернильницу.