знает и, чтобы кто-либо иной пел молебен в том полку, не слыхал, потому что в то время учинилась сумятица. Помнит, что поп Иван Степанов говорил ему поутру, что ходил под монастырь, да не пустили его солдаты[695].

После допроса духовенства перешли к допросу главнейших виновников мятежа, начав его с допроса если не главаря, то, несомненно, одного из идейных руководителей бунта, десятника Колзакова полка Василия Андриянова Зорина. Это был старый стрелец, хорошо помнивший события 1682 г., на которые он неоднократно ссылался в своих показаниях, человек, видимо, тяжело переживавший события, в которых ему приходилось участвовать, и задумывавшийся над тем, что происходило на его глазах, ревнитель благочестия и сохранения старых нравов и порядков и потому враг новшеств. 18 июня 1698 г. под Воскресенским монастырем перед самой битвой боярин A. C. Шеин, делая попытку уговорить стрельцов отстать от бунта, послал к ним генерал-поручика князя Ивана Михайловича Кольцова-Масальского. Когда Кольцов-Масальский подъехал к стрелецкому обозу, из обоза вышел к нему Василий Зорин, подал ему какие-то бумаги и просил прочесть их перед всеми солдатами Большого полка. Бумаги эти были: челобитная, составленная самим Васькой Зориным, и письмо, выходившее из широких стрелецких кругов. Остановимся на некоторое время на первом из этих документов; в нем сказался весь Васька Зорин.

Масальского. Когда Кольцов-Масальский подъехал к стрелецкому обозу, из обоза вышел к нему Василий Зорин, подал ему какие-то бумаги и просил прочесть их перед всеми солдатами Большого полка. Бумаги эти были: челобитная, составленная самим Васькой Зориным, и письмо, выходившее из широких стрелецких кругов. Остановимся на некоторое время на первом из этих документов; в нем сказался весь Васька Зорин.

В челобитной говорилось о стрелецких заслугах и высказывались жалобы на испытанные четырьмя полками отягощения. Произведение это показывает, что автор его не лишен был некоторого литературного таланта, по крайней мере, он обнаруживал наклонность прибегать к книжным оборотам. «Бьют челом многоскоpбнe и великими слезами, — читаем в начале челобитной, — холопи твои, московские стрелецкие полки». После перечня названий четырех полков следует не совсем вразумительное, но необыкновенно широковещательное место, написанное, по словам автора, «богословием»: «Изволением великого Бога в Троице славимого Отца и Сына и Святого Духа, царя царствующих и Господа господствующих всем языком определившего и избравшего в наследие, есмя избранное народ христианский (?)». За таким многословным вступлением идет исчисление стрелецких заслуг, начинаемое с указания на службу великим государям их стрелецких отцов, дедов и прародителей: они, стрельцы, служили «во всякой обыкновенной христианской вере и обещались до кончины жизни… благочестие хранити, яко же содержит святая апостольская церковь». По связи, очевидно, с «охранением христианского благочестия» Зорин припоминал, что в 1682 г. стрельцы удержали «всеконечное стремление бесчинства», и это удержание, как он объяснял на допросе перед боярином Шеиным, заключалось, между прочим, в том, что стрельцы отговаривали от раскола свою братию стрельцов, уклонившихся в раскол, а иных прочих раскольников ловили и приводили к розыскам. Зорин припоминал также и указ 1682 г. о реабилитации стрельцов, которым, в связи с постановкой на Красной площади монумента о деяниях стрельцов и с наименованием их «Надворной пехотой», запрещалось звать их изменниками и бунтовщиками. Указав на заслуги в прошлом, челобитная переходит, далее, к последним событиям, к Азовским походам 1695 и 1699 гг. и содержит ряд пунктов с жалобами на пристрастное отношение к стрельцам Лефорта и на целый ряд его действий, направленных на их пагубу. Поставив себе задачей учинить «великое препятие благочестию», Лефорт решил губить стрельцов и для этого, во-первых, несвоевременно подвел их к городской азовской стене и ставил в самых опасных местах, отчего было побито их множество; затем, делая подкоп, неосторожно подвел его под их шанцы, и при взрыве этого подкопа погибло их более трехсот человек; вызвав охотников идти на приступ — причем сулил этим охотникам денежные награды и повышения в чинах, — расположил стрельцов-охотников так, что множество их погибло, притом самых лучших людей. Уже в первом походе они, стрельцы, подавали мысль взять город «привалом», т. е. постепенно насыпая и подводя к стенам вал, но он, Лефорт, этот план «отставил», а между тем таким именно способом Азов и был взят во втором походе. «Не хотя наследия нашего христианского видеть», как пишет далее Зорин, Лефорт удержал их, стрельцов, под Азовом в первом походе позже всех других родов войск — до 3 октября, а затем, двинувшись из Черкасска 14 октября, повел их степью нарочно, чтобы до конца их всех сгубить; во время этого перехода они голодали, принуждены были есть мертвечину и «премножество их в той степи пропало». Все эти неудачи первого похода больно задевали Зорина как участника и очевидца, и все они, по его ненависти к немцам, были отнесены на счет злоумышленных козней «еретика Францка Лефорта».

Во втором походе Азов был взят, но после этого они, стрельцы, были оставлены «город строить», т. е. сооружать новые укрепления. Расчистив азовское место, они воздвигали земляные укрепления и закончили это дело, работая целый год «денно и нощно пресовершенною трудностью». 24 июня 1697 г. они, наконец, были выведены из Азова и объявлено было, что они пойдут в Москву. Но с дороги вследствие полученных тревожных известий их направили на усиление стоявшего на юге корпуса князя Якова Долгорукого в Змиев, Изюм, Царев-Борисов и Маяцкий, где и стояли «в самой последней скудости и нужде» до осени. Осенью же 21 сентября им сказан был указ идти, не заходя в Москву, в полк боярина князя Михаила Григорьевича Ромодановского в Ржеву Пустую на польскую границу. «Радея великому государю», они, стрельцы, и на эту службу «шли денно и нощно в самую в последнюю нужду осенним путем и пришли чуть живы», а находясь на польском рубеже, стояли «в зимнее время в лесу в самых нужных местах, мразом и всякими нуждами утеснены» и служили, надеясь на милость великого государя. В июне последовало повеление о роспуске всех полков Новгородского разряда, и тут боярин князь М. Г. Ромодановский, выведя четыре стрелецких полка из Торопца, вдруг приказал своим войскам их рубить неведомо за что. «Да мы же, холопи твои, — так заканчивается челобитная, — слыша, что в Московском государстве чинится великое страхование и оттого город затворяют рано, а отворяют часу в другом или в третьем и всему народу чинится наглость, да нам же слышно, что идут к Москве немцы и то знатно последуя брадобритию и табаку всесовершенное благочестию испровержением»… На этой недосказанной и маловразумительной фразе челобитная обрывается, автор не успел окончить ее, как он объяснял, за скоростью похода и быстротой появления войск Шеина.