Время показало, что он был прав. Я не знал и половины того,что полагал известным мне.

Я поехал вниз по Уолнэт-стрит и повернул направо, кБэйзн-драйв. У меня не ушло много времени на то, чтобы увидеть перед собоймашину Эрни. С поднятой крышкой багажника она стояла у обочины. Рядом сбампером лежал автомобильный домкрат, каким могли бы пользоваться шоферы вовремена Генри Форда. Правое заднее колесо было спущено. Я затормозил, немногоне доезжая до Кристины, и не успел выбраться наружу, как из ближайшего домавразвалку вышла молодая женщина, вполне соответствовавшая скульптурнойкомпозиции, выстроенной на газоне перед ее жилищем (два розовых фламинго,четыре или пять маленьких каменных гусят, сгрудившихся вокруг большой каменнойгусыни, и по-настоящему великолепная клумба ярких пластиковых цветов,посаженных в пластиковые горшочки). Она нуждалась в весах для крупногабаритныхгрузов.

— Здесь нельзя сваливать всякую рухлядь, — проговорила она,с трудом справляясь с жевательной резинкой, которой до отказа был набит ее рот.— Ты не имеешь никакого права бросать эти обломки перед моим домом. Надеюсь, тыи сам понимаешь это.

— Мэм, — сказал Эрни. — У меня спустило колесо, вот и все. Яуеду отсюда, как только…

— Ты не имеешь права ставить ее здесь, и я надеюсь, тебе этоизвестно, — повторила она. — Мой муж скоро должен вернуться. Ему не понравится,если всякие обломки будут торчать перед домом.

— Это не обломки, — сказал Эрни, и что-то в его голосезаставило ее отступить на шаг.

— Не разговаривай со мной в таком тоне, сынок, — надменнопроговорила толстуха. — Это не нравится моему мужу, а его лучше не выводить изсебя.

— Слушайте, — начал Эрни тем же угрожающим и бесцветнымголосом, которым день назад разговаривал с Майклом и Региной.

Я крепко схватил его за плечо. Новая стычка была бы лишней.

— Извините, мадам, — сказал я. — Мы уберем ее очень быстро.Так быстро, что вы подумаете, что у вас была галлюцинация.

— Это и к тебе относится, — сказала она и ткнула согнутымпальцем в сторону моего «дастера». — Твоя машина тоже стоит перед моим домом.

Я отогнал «дастер» немного назад. Она понаблюдала за мной, апотом заковыляла обратно к дому, откуда ей навстречу выбежали маленькие мальчики девочка. Они тоже были на удивление пухлыми. В руках они держали по плиткешоколада.

— Фто, фвучиась, ма? — спросил мальчик. — Фто это за мафына,ма? Фто фвучиась?

— Заткнись, — проговорила толстуха и потащила детей обратнов дом.

Мне нравится смотреть на таких просвещенных родителей: этодает мне надежду на будущее.

Я вернулся к Эрни.

— Ну, — произнес я, стараясь казаться остроумным, — у тебявсего лишь спустило колесо? Да, Эрни?

Он вяло улыбнулся.

— У меня небольшая проблема, Дэннис. — сказал он.

Я знал, что это была за проблема: у него не оказалосьзапаски.

Эрни снова достал бумажник — во мне что-то кольнуло при видеего — и заглянул внутрь.

— Мне нужно купить новую резину, — сказал он.

— Думаю, что помогу тебе избежать этого. У меня есть…

— Не надо. Не хочу начинать подобным образом.

Я ничего не ответил, но оглянулся на свой «дастер». У меня вбагажнике лежали две камеры, и мне казалось, что они как раз подходили длятакого случая.

— Как ты думаешь, сколько будет стоить «гудиер» или«файрстон», если они новые?

Я пожал плечами и призвал на помощь свой автоматическийсчетчик, который подсказал мне, что Эрни мог бы купить новую несмятую резину затридцать пять долларов.

Он вынул две двадцатки и вручил их мне.

— Если будет больше — с налогом и всем прочим, — то ядоплачу.

Я грустно посмотрел на него.

— Эрни, сколько недельных заработков ты уже потратил?

Он сощурил глаза и отвел их в сторону.

— Достаточно. — сказал он.

Я решил попытаться еще раз — как я уже говорил, мне былосемнадцать лет, и я все еще находился под впечатлением, будто людям можнорастолковать то, что представляет их непосредственный интерес.

— Ты уже почти все бабки угрохал на эту машину, — сказал я.— Я не могу спокойно смотреть, как ты по любому поводу лезешь за бумажником.Это уже не жест, а жизненная установка. И она тебя погубит. Прошу, Эрни,подумай еще раз.

Его взгляд окаменел. У него было такое выражение, какого мнене приходилось видеть у него прежде, и, хотя вы, наверное, подумаете, что я былсамым наивным подростком в Америке, я не мог припомнить подобного выражения нина одном другом лице. Меня охватило смешанное чувство удивления и отчаяния — япочувствовал себя так, как мог бы себя почувствовать, если бы внезапнообнаружил, что старался в чем-то убедить парня, который на самом деле оказалсялунатиком. Хотя позже я видел такое выражение: оно означает полное отключение.Оно бывает у мужчины, когда ему говорят, что женщина, которую он любит,трахается с кем попало за его спиной.

— Не надо, Дэнни, — произнес он. Я поднял обе руки.

— Ладно! Все в порядке!

— Можешь не ездить за этой чертовой покрышкой, если хочешь,— с каким-то тупым упрямством добавил он. — Я найду выход.

Я уже собрался ответить и мог бы наговорить кучу грубостей,но внезапно мой взгляд упал на газон, находившийся слева от меня. Там стоялидва пухлых ребенка и смотрели на нас. Их пальцы были выпачканы в шоколаде.

— Невелика трудность. — сказал я. — Я привезу покрышку икамеру.

— Только если сам хочешь. Уже довольно поздно.

— Ничего, не волнуйся, — сказал я.

— Мифтер? — сказал маленький мальчик, облизывая пальцы.

— Что? — спросил Эрни.

— Мама сказава, эта мафына кака.

— Да, — подтвердила девочка. — Кака-бяка.

— Кака-бяка? — переспросил Эрни. — Умно, ничего не скажешь.Твоя мама, наверное, философ?

— Нет, — ответила девочка. — Она Каприкорн. А меня зовут…

— Я вернусь как можно быстрее, — сказал я, чувствуя себянеловко.

— Ладно.