Раньше он думал, что его и сестер так наряжаютпотому, что они идут в контору к отцу. Потом понял, что это делалось ради 17мая. Но у него все равно навсегда осталось чувство, что они наряжались радипосещения большого отцовского кабинета с полированной мебелью.

Полки в конторе были уставлены папками сдокументами и письмами. Никаких салфеточек или горшков с цветами, только стопкибумаги, лежавшие в строгом порядке и выглядевшие так, словно к ним никтоникогда не прикасался.

В самой дальней комнате, которая и была,собственно, кабинетом, стояли кожаная софа, вольтеровское кресло и подставкадля трубок. И две тяжелые пепельницы с надписями «Салтен. Пароходное общество»и «Пароходное общество Вестеролена». Из одного окна Горм видел гавань с судами.Здесь отцом пахло больше, чем дома. Горм понимал, что по-настоящему отец живетименно здесь.

На стенах в застекленных рамах виселифотографии пароходов и парусных судов, дипломы и адреса. Над софой виселабольшая черно-белая картина. На ней был изображен похожий на медведя человек влодке, которая, скорее, напоминала лохань. Картина была мрачная. Отец сказал,что знал человека, написавшего эту картину. Это был настоящий художник.

Каждое 17 мая Горм радовался, что снова увидитэту картину. Постепенно она перестала казаться ему мрачной. С каждым годом онкак будто все ближе знакомился с ней.

В застекленном шкафу выстроились кубкивсевозможной формы и величины, полученные отцом за стрельбу. Они всегдасверкали. На верхней полке красовались вымпелы с гербами. Эти вымпелы не зналиветра и потому никогда не шевелились. На некоторых были кисточки и шнурки дляподъема и спуска. Горму очень хотелось поиграть с ними. Например, спустить одиниз вымпелов. Но он ни разу не осмелился попросить об этом.

Впрочем, на этот раз у него уже не было такогожелания.

Молодая дама внесла в кабинет кофе ипрохладительные напитки. Отец назвал ее фрекен Берг. Она была почти такая жекрасивая, как мать. Может быть, даже красивее. Во всяком случае, кожа у нее былаболее гладкая, а волосы густые и темные. Круглые глаза сияли. Из-за этого онабыла похожа на Марианнину куклу с закрывающимися глазами. Ту, с которой неразрешалось играть, потому что она была старинная и принадлежала семье матери,жившей в Сёрланне. Наверное, именно поэтому мать не сводила глаз с фрекен Берг.

Открыв бутылки и разлив кофе, фрекен Бергушла.

— Она новенькая? — спросила мать.

— Это племянница Хенриксена. Она у насвременно. Учится в гимназии и в свободные дни старается немного заработать.

— Что же она может у вас делать?

— Ею руководит фрекен Ингебриктсен.

— Молодая девушка, здесь, одна, по выходнымдням?

— Гудрун, здесь всегда полно людей.

Таким тоном отец говорил в тех случаях, когдамать задавала глупые вопросы. Не сердито, но как-то отрывисто.

Горм подошел к окну. Внизу в шествии парамишел его класс. Дети толкали друг друга, а некоторые даже выбегали из строя,когда учительница отворачивалась.

Он бы охотно пошел вместе с ними, но мать неразрешила.

— Здесь гораздо интересней, Горм. Отсюда всетак хорошо видно, ведь верно? — сказала она, словно читая его мысли.

Он мог только возразить ей, поэтому онпромолчал. Наверное, товарищи по классу удивляются, что он никогда не ходит сними. Но высказываться на эту тему они не решались. Старшие мальчики звали егоПринцем. Горм понимал, что они не прочь подразнить его, но никто ни разу нетолкнул его, не дернул за рукав, он был волен идти, куда хочет.

Когда шествие кончилось, а отец с матерьюдопили кофе, они забрали из школы сестер и отправились домой естьгоголь-моголь. К ним в гости пришли бабушка, дяди и тети со своими детьми.

Все дети были старше Горма, поэтому он с нимине разговаривал. Бабушка сказала взрослым, что Горм сильно вырос. Потом онадала ему крону, но смотрела при этом на отца.

— Большое спасибо, бабушка! — Горм поклонился,как его учили.

Он был уверен, что бабушка даже не заметилаэтого, она всегда разговаривала со взрослыми о Компании и о погоде. С матерьюона обычно беседовала о своей больной ноге.

— Черт бы побрал эту ногу! — сказала бабушка истрого поглядела на мать.

Мать никогда не поминала черта. Она всегдабыстро бормотала молитвы, обращаясь к Богу или Иисусу Христу, — «Отче наш» идругие. Горму казалось, что мысли ее в это время заняты другим и потому ейхочется поскорее покончить с молитвами.

У бабушки был низкий, решительный голос. Когдаона произносила слово «черт», это не было богохульством, это было всерьез. Матьобычно предпочитала держаться в другом конце комнаты, подальше от бабушки. Вконце концов Горм сел на пуфик и смотрел, как играют другие дети. Но матьвысмотрела его, подошла и страстно прижала к себе. Тетушки отвели глаза ибыстро заговорили о каких-то пустяках.

Наконец отец и дядья удалились в каминную,чтобы покурить и выпить коньяку. Горм пошел за ними и тихонько сел у двери. Онлистал книгу, положенную отцом на стол. Она называлась «Норвежская живопись.1900-1919». На обложке была изображена голая женщина в лесу. Вид у нее былгрустный. В книге было много текста и мало картинок. Да и те не цветные. НоГорм разглядывал их и пытался представить себе, как они выглядят вдействительности.

Дядья и отец выпили за праздник и за короля. Иза мир. Дядья были бы не прочь выпить еще, но отец взглянул на | и |>1 исказал, что должен идти. Был праздник, и, тем не менее, он сказал, что ему пораидти.

* * *

На девятый день рождения Горму подариливелосипед. Синий подростковый велосипед с сумкой для разных принадлежностей,настоящей масленкой и гаечным ключом. И насосом, который прикреплялся к раме.Мать была против такого подарка. Поэтому отец, купив, спрятал велосипед вподвале. Сестрам подарили велосипеды еще в прошлом году. «Но ведь они старше»,— заметила мать.

Звонок заело. Горм не мог извлечь из него низвука. Он попытался отвинтить крышку, чтобы накапать внутрь масла, но у негоничего не получилось. Звонок молчал.

Было воскресенье. Ему разрешили покататься подорожкам сада, только не по улице. Но ведь все люди ездят на велосипедах поулице! Нет, мать даже слышать не хотела об этом. «На улице можно попасть подмашину», — сказала она.

В саду при повороте колеса скользили в песке.Белый песок был очень красив, но нрав у него оказался коварный. Этот прибрежныйпесок они привезли из Индрефьорда.

В конце концов Горму расхотелось кататься — ведьзвонок все равно не работал.

Он прислонил велосипед к стене и решилпопросить отца о помощи. «Что-то не в порядке со звонком», — собирался сказатьон. Ведь отец непременно спросит, что случилось. На это Горм мог ответитьтолько, что ему это неизвестно. Отец, конечно, не преминет спросить, осторожноли он обращался с велосипедом. Но на это он только кивнет головой.