Потом, когда ее везли на велосипеде домой, онапоняла, до чего он был напуган. Она бы тоже испугалась, если бы Йоргену в головуугодил камень, которым она попала в телеграфный столб.

Когда Йорген через голову натягивал анорак,она мысленно видела того мальчика. Его глаза за стеклами очков. Они почти неморгали. И этот дергающийся уголок рта. Как будто кто-то только что ударил его,но заплакать он боится. Она не сомневалась, что он дал бы ей покататься насвоем велосипеде.

Анорак Йоргена был синий с большим карманом нагруди и резинкой на манжетах, чтобы снег не попадал в рукава. Ни у кого на всемОстрове не было такого красивого анорака.

Руфь сама распаковала его и показала Йоргену,когда тот лежал в больнице. Йоргену захотелось сразу же примерить анорак. Ноэто было невозможно, потому что Йорген лежал с трубкой взносу, которая былаприкреплена к штативу над кроватью. Йорген заплакал, но мать пригрозила ему.

— Если будешь плакать, у тебя пойдет кровь, —сказала она.

Даже Йорген понимал, что кровь это — не шутки,он лежал, нахмурившись, и обеими руками гладил свой анорак.

Через два дня трубку вынули, и он смог надетьего. И наотрез отказался снимать. Матери и сестрам пришлось уступить. Он даженочью спал в анораке.

Руфь сразу поняла, что виновата она. Это онапридумала прыгать через колючую проволоку. Сперва все шло хорошо. Они сЙоргеном прыгали по очереди, и у него получалось даже лучше, чем у нее.

Потом он повис на проволоке. Она услыхаларезкий звук рвущейся материи и сразу поняла, что случилось. Рукав новогоанорака был порван. И она тут же увидела перед собой глаза того городскогомальчика. Отчетливо, через очки, в ярком солнечном свете. Они медленнозакрылись. Как будто увидели то же самое.

Йорген был безутешен и боялся идти домой. Онипринесли торф и сложили его в ящик, стоявший в сенях. Потом пошли к бабушке,чтобы спросить у нее совета, но бабушки не оказалось дома. Они поиграли в мяч идолго сидели на сеновале, не зная, чем бы заняться.

Стало темнеть, и Руфи нужно было вернутьсядомой, чтобы решить пять примеров по арифметике. Она пообещала Йоргену, что егоне станут бранить. Ведь это просто несчастный случай. И все-таки ей пришлось заруку втащить его в сени.

Услыхав в доме громкий голос Эмиссара, Йоргенхотел убежать, но Руфь не пустила его.

— Идем же, разве ты не чувствуешь, что пахнетлепешками? — сказала она.

Йорген снял анорак, скрутил его и взял подмышку. Руфь пыталась заставить его повесить анорак на вешалку, но Йоргензаупрямился.

Они вошли, как раз когда Эмиссар призывал матьи Эли бережно относиться к дарам Божьим. Не выпуская из рук своего свертка,Морген шмыгнул к печке, к ящику с торфом.

Эмиссар стоял возле умывальника и, обращаясь кзеркалу на стене, говорил таким голосом, каким обычно читал свои проповеди.Мать принесла ему мисочку для бритья с горячей водой. Потом она налила воды воцинкованный таз и поднесла его к ящику с торфом.

— Мойте руки! — сказала она детям, не обращаявнимания на речи Эмиссара.

Руфь схватила мыло и начала тереть руки, ноЙоргену мешал его сверток.

Был четверг, и Эмиссар должен был вечеромчитать проповедь в молельном доме. В этих случаях он непременно брился. Сперваон взбил пену, потом выдвинул вперед подбородок и стал скрести его бритвой. Приэтом он все время косил глазом на бритву.

Мать возилась у кухонного стола, она молчала.Это побудило Эмиссара углубиться в вопрос о дарах Божиих. Когда у него на левойщеке осталось всего два клочка пены, а мать так и не проронила ни слова, онопустил бритву и грустно уставился в зеркальце для бритья. о

Руфь сидела тише воды, ниже травы. Йоргенсунул анорак за спину и пытался вымыть руки, не вставая с места.

— Не знаю, способны ли вы понять, что чувствуетчеловек, которому родные отказывают в уважении в собственном доме? Я пыталсясерьезно поговорить с вами об этом мешке муки. Но ответил ли мне кто-нибудь извас? Никто! Хотя вам прекрасно известно, что я на тачке привез мешок из лавки иотнес его в кладовку. На собственном, можно сказать, горбу. И что же? Как с нейобошлись? Вы как дикари пустили ее по ветру!

Сначала глаза у него блестели и голос былдобрый, но постепенно в нем зазвучали железные нотки, знакомые им по собраниямв молельном доме. Казалось, звучал голос наказания Господня. «Бог все видит, —говорил он. — И гнев Его справедлив. Того, кто забудет о Боге, ждет погибель».

Мать ходила, занятая своим делом, но вид у неебыл такой, что ее терпение вот-вот лопнет. Она поставила перед Эмиссаром чашкукофе и блюдо с лепешками. Пустить муку на ветер означало пустить ее на лепешки.Тем не менее, Эмиссар с первой чашкой съел три штуки.

Эли тут же оказалась рядом с кофейником ихотела налить ему еще кофе, но он остановил ее.

— На чашке грязь! Смотри, какой грязный край!— указал он.

Эли наклонилась посмотреть. Эмиссар шлепнул еепо руке, она выронила кофейник, и из него брызнула коричневая струя. Эмиссарвскочил, коричневая лужа разлилась по клеенке и по полу.

— Какая ты неловкая!

— Ну, хватит! — Мать подбежала к ним. Элизаплакала.

— У Эли месячные, оставь ее в покое! — бросиламать, вытирая тряпкой пролитый кофе.

— Что за грязные разговоры перед блюдом слепешками! — возмутился Эмиссар.

Прежде чем они сообразили, что случилось, матьплеснула кофейную гущу в свежевыбритое лицо Эмиссара. Лицо и рубашка покрылиськоричневыми пятнами.

Эмиссар вскочил, лицо у него побагровело.

Йорген хотел прошмыгнуть в дверь, но Эмиссаропередил ни и с хватил за загривок, не спуская глаз с Руфи, которая тоже хотелаубежать.

— Я живу в доме, где свил себе гнездо самдьявол! Остановись, мальчик! Смотри на дело рук твоей матери!

Он тряхнул Йоргена с такой силой, что Йоргенвыронил анорак порванным рукавом вверх. Брит вскрикнула, не успев подумать опоследствиях. Теперь и Эмиссар увидел порванный рукав. Все увидели. И Йоргенуне помогло даже то, что он спрятался за спину матери.

Руфь сковала усталость. Необоримая усталость.Ее как будто одолевал сон. Как будто пол разверзся у нее под ногами, и ейосталось только рухнуть в эту пропасть. Вместе с Моргеном. К сожалению, этобыло невозможно.

Йорген начал заикаться еще до того, какЭмиссар открыл рот. Руфь подумала: надо сказать, что это я виновата. Ноусталость сковала ее. Боже всемогущий, ведь можно хотя бы один раз быть слишкомусталой для того, чтобы взять вину на себя.

Эмиссар наклонился над Йоргеном, почти скрывего своей широкой спиной. Суд и расправа происходили в гостиной. Они слышалистон Эмиссара и плач Йоргена. Руфь не знала, много ли прошло времени, но вотмать ворвалась в гостиную и с силой захлопнула дверь.