– Не прибедняйся, Уилл. Что ты делаешь?

– Как что? Одеваюсь. В постель затащить вамбольше некого.

– Уилл, Уилл, – обнял его за плечи Марло. – Тыдумаешь, я собирался лечь в постель с той шлюхой? Она должна была толькораззадорить нас, так сказать, нагулять нам аппетит для того, что должнопоследовать дальше. Ты только положись на меня и представь, что я не Кит, апрелестная Китти. Разве я не обещал стать твоей любовницей? Твоей Зенократой.Для меня существует только одна женщина – та, которую создал я сам, в своёмвоображении. Но даже она не сравнится с красотой истинной мужественности. Ясочинил для тебя отрывок из пьесы, Уилл. Как необычно для моего пола, моего умениявладеть оружием, моей природы и моего имени, – как необычно быть в мыслях стольженственным и слабым. Но каждый воин, которого не обошла Фортуна и которыйжаждет славы, богатств и побед, падёт жертвой Красоты и Любви… Ну, как? ЕслиТамерлан мог сказать это, понять это – кто мы такие, чтобы подавлять нашиинстинкты?

Уилл натянул рубашку.

– Ты смущаешь меня своим красноречием, Кит.Боюсь, что ты слишком высокого происхождения для меня. Ты пьёшь вино, а ясуществую, накачиваюсь пивом.

– Тогда скажи мне одну вещь, Уилл. Эта мысльчасто приходила мне в голову. Ты – моряк, а моряки проводят в море долгиемесяцы, не имея никого рядом, кроме таких же мужчин. Как вы там обходитесь сэтим делом?

Уилл нахмурился:

– Должен признаться, никогда об этом не думал.Мне не доводилось быть в море дольше нескольких месяцев за раз. Я предпочитаюдожидаться возвращения на берег.

– Так мне лучше было бы позвать сюда Шоттена?Подумай сам, Уилл. По два года и больше в море, и даже если удаётся раздобытьженщин, то только иссушенных цингой. Будь уверен, к концу того путешествиякаждый человек на судне нашёл себе подходящего товарища. Как и я теперь. Уилл,Уилл… – Кит обнял его сзади, руки двинулись вниз, пальцы коснулись ужетрепещущего заветного места… Господи, думал Уилл, я не должен сидеть здесь. Яне должен поддаваться этому – этому чудовищу. Мне надо оттолкнуть его,вырваться отсюда. Боже, как я околдован. А Марло уже стоял перед ним наколенях. – А вот и он, – прошептал он. – Стоит, как боевой флаг, вызывая на бойвсякого. А мой… – он бросил презрительный взгляд вниз, – иначе как ничтожнымего не назовёшь. Нет. Только не двигайся, Уилл. Сиди так и дай мне полюбоватьсяна тебя. Я мог бы стоять так, на коленях, целую вечность. Знаешь, что бы ясделал, если бы ты был моим? Я бы выдернул все волоски с твоего живота.Выдернул все, один за другим. Какая изысканная пытка! И когда я закончил бы,этот жезл остался бы один, во всей своей красе.

– Ради Бога, Кит! – Уилл сомкнул колени. – Тыживёшь в мире своего воображения слишком долго. Моя одежда…

– Нет, подожди. Расскажи мне о Мэри. Я знаю, янарушаю своё обещание. Но я хочу помочь тебе, Уилл. Посмотри на себя – высокий,сильный мужчина, пышущий здоровьем и энергией, красивый, талантливый и умный,честолюбивый и настойчивый. И несчастный. Из-за того, что она не любит тебя? Аты – ты её любишь?

– Я женился на ней, Кит.

– Это не ответ, Уилл.

– Я любил её долгие годы. Я действительнолюбил её. – Уилл вздохнул. – И я всё ещё люблю её. Мои пальцы зудят – так мнехочется коснуться её тела. Но она считает физическое влечение нечестивым и струдом его переносит.

– И такой человек, как ты, Уилл, терпит такоеобращение от своей жены?

– А что, ты посоветовал бы совершатьбесконечное насилие в своей собственной постели?

Марло хихикнул:

– По крайней мере занимательно.

– И поверь, Кит, я делал это не раз. Но чегоради? Она лежит неподвижная, как труп, пока я занимаюсь своим делом. А когда явыдыхаюсь, она встаёт на колени рядом с постелью и молится за спасение моейдуши. И ведь она права. В Библии написано то же самое, что говорит Мэри.

– Да будь она проклята, эта Библия, Уилл! Еслибы Господь Бог не предназначил наши инструменты для такого пользования, будьуверен, он нашёл бы другой способ оплодотворения женщины. И всё же, ты ведьрассказал мне не все. Обладание прекрасной женщиной, которая всё-таки должнауступать, как бы неохотно она это ни делала, – оно бы удовлетворило любогомужчину. Но не тебя.

Уилл рассматривал своё тело. Как билось егосердце при мысли о том, что он не выйдет отсюда, пока Марло не добьётся своего!Да и сам он не так уж торопился уйти. Не из-за Марло, нет. Но сдаться этимстраждущим пальцам… И как он хотел рассказать свою историю! Как он хотел этогос той самой первой ночи! Но кому? Кому? Тиму Шоттену?

– Завоёвывать, – пробормотал он. – Бесконечно.Как твой Тамерлан, Кит.

– А-а, – отозвался Марло. – Вот мы и дошли доистины. Это я и подозревал. Ты хотел бы, чтобы тебя понимали. Хотел бы необладать, но разделить все поровну.

– Не только тело, клянусь тебе, Кит. Я хотелразделить рассудок. Я хотел разделить надежду и страх, боль и восторг,честолюбие и разочарование…

– Но перво-наперво – тело. Ведь оно и естьисточник нашей надежды, наших страхов, нашей боли и восторга, наших устремленийи разочарований. Да, чувствовать нежные женские руки или, ещё лучше, губы,тянущиеся к сокровищу, которым ты обладаешь, – и всё же ты отказался от Мэг.

– Обычная шлюха? Понимания не купишь заденьги. – Уилл вздохнул, взял в руки пустую бутылку и посмотрел на неё. – Крометого, это грешно. Как говорит Мэри, задача женщины – принимать, а не давать.

– А-а, – протянул Марло. – Ты разговаривал сней об этом.

– И зря сделал. Я думал, что понимание можетприйти через обсуждение, через проникновение в душу друг друга. Но с тех самыхпор она смотрит на меня глазами, в которых затаился ужас.

– И она выражает мнение всех женщин, покрайней мере, в Англии. В Европе. Во всём мире. Женщины есть женщины, а мужчины– мужчины, и от этого никуда не деться. Чтобы получить больше, мы должныпогрузиться в мир своей фантазии. Так было с Зенократой. Она моя, Уилл, потомучто я создал её. Когда я прибегаю к помощи своих рук, я представляю, что это еёруки. Создай в своём воображении такую женщину, Уилл. Представь её красоту,представь себе её, жаждущую твоих объятий. Она может стать твоей, Уилл, каждыйраз, как ты закроешь глаза. Я дарю её тебе. Закрой же глаза, Уилл, позволь мнестать на время такой женщиной.