class="p1">Интересно, Мелиса грамоте обучена? Если да, то это многое упростит.

— Пчелка… — чуть повернул голову влево, будучи уверен, что моя верная хранительница атаманского тела на своем месте.

— Да, брат Антон…

Кто бы сомневался.

— Скажи… А в монастыре вас только молитвам и… любви обучали?

— Не только… Служение Господу может принимать любые формы. Я обучена танцам, пению, врачеванию и оказанию последней помощи… Умею шить, вязать и готовить…

— А читать и писать?

Мелиса чуть замялась с ответом, и когда ответила, то покраснела и глаза опустила.

— Умею… атаман. И считать тоже… Только это большой секрет. Девушка не должна быть умнее своего мужчины.

— Не волнуйся, Пчелка… — я довольно хохотнул. — Вряд ли во всем этом мире найдется кто-нибудь, хоть девица, хоть седой мудрец, владеющий более обширными знаниями, чем я.

Сказал и за язык себя укусил. Зараза… Ну почему нам непременно свербит распустить хвост? И чем милее мордашка и наивнее глазки, тем зуд сильнее. Зарекался же, клялся держать свое происхождение в тайне.

— Я знаю… брат Антон, — проворковала черная сестричка. — Потому и открылась, что ты не такой, как все. И все мои умения к твоим услугам. Пользуйся без стеснения… Служить тебе — честь и награда.

Теперь я покраснел. Потому что и нескольких часов еще не прошло, как я ими таки пользовался. По всякому… Как только в голову взбредало. У озера… Смывая с тела и души накипь, оставшуюся там после картины зверства башибузуков. То, что даже кровью разбойников отчистить не получилось.

— Это хорошо… В смысле, спасибо… Раз так, то у меня будет для тебя особое задание.

— Приказывай, атаман.

— Нужно в кратчайшие сроки произвести учет всего имущества. Людей, скота, запасов… А то у меня, что-то все перепуталось.

— Это от удара по голове… — кивнула монашка. — Но беспокоится не стоит — скоро пройдет. В ушах не шумит?

— Нет…

— Тем более… Пиявок перед сном за уши поставим. На всякий случай… А что до учета, то все готово еще со вчерашнего дня.

— Готово?..

— Да… Как ты и велел…

— Я?! Когда?.. — Похоже, у меня проблемы гораздо сильнее.

— Когда мы отъехали от обоза. Ты поглядел на него и сказал: «Кто же посчитает, сколько здесь добра?» Вот я и посчитала. А, заодно, Федота Стрельца убедила вспомнить, сколько товару он уже в Замошье доставил. И людей…

— Умница… — искренне похвалил монашку. — Может, мне жениться на тебе? А что? Идеальная жена бы из тебя получилась. Муж еще подумать толком не успеет, как ты уже все делаешь.

— Нельзя мне, атаман… — вздохнула Мелиса, на этот раз не отводя взгляд. — Я Господину нашему венчана… Но, если тебе будет угодно… если это важно… думаю, архиепископ Хальтенберг объявит постриг недействительным, снимет с меня сан и даст разрешение на брак.

Твою дивизию. Пошутил, называется.

— Но, это совсем не обязательно. Можешь хоть целый гарем по басурманскому обычаю завести, я все равно останусь твоей верной слугой… Покуда не свершится Пророчество.

Серьезно так сказала. Весьма… И не без подтекста. Типа, а вот если ты с пути истинного свернешь и предназначение проигнорировать вздумаешь — пеняй на себя. О-хо-хо… Кто б мне еще рассказал о нем подробнее. Ладно, поживем — увидим. В любом случае, пока я не отказываюсь наотрез отправиться в Кальрадию, со стороны Мелисы меня ждут только приятные сюрпризы. А вот когда окажемся там, тогда и поостережемся…

— Господин воевода! Какая радость! Какая неожиданность! Вы вернулись!

О, а вот и комитет по встрече нарисовался, в лице старосты, позволяя закруглить, становящийся слишком серьезным, разговор с Мелиссой.

А старик, ничего, шустрый. Раньше всех подоспел. Стоит, кланяется… Сыновья его, орлы, как на подбор, шапки ломят. И дочь или сноха с караваем на вышитом рушнике… Приодета, нарумянена. Офигеть. Вот так и приучают к барским замашкам. Мужикам кивнуть небрежно… Отщипнуть от хлеба… Девицу по пухлой щечке потрепать. М-да… Размечтался. А чем бунты крепостных заканчиваются, напомнить? Особенно те, где барин своих людей ниже животных считал? То-то…

— И тебе, Михай, здоровья крепкого! — спрыгиваю с коня. — Чего трудился-то напрасно? Я же не мимо ехал.

— Это как сказать… — приосанился от удовольствия староста. — Таперича хоромы ваши вона где! — указал на детинец. — Только не все успели сделать. Не раньше завтрашнего ждали. Комендант наш… — старик размашисто перекрестился, — спозаранку почти со всем ополчением и милицией в поле унесся. А Анастасия еще с вечера тамочки… — опять взгляд в сторону детинца… — всю ночь баб да мужиков гоняет. Торопится комнаты обустроить. Пошто гонца заранее не отправили-то? Не упредили…

— Не велика беда, Михай… Главное, что дома… А лишний раз на сеновале или в шалаше заночевать — то казаку не беда.

Не удержался… Ущипнул не только каравай, но и тугой бочок. Девица только ресницами затрепетала.

«Угомонись, охальник! Дел выше крыши того же детинца, а тебе одно только в голове!» — возмутилась совесть.

«А чего они соблазняют?» — вяло отбрыкнулся я.

— Дочь? — поинтересовался у Михая. — Красавица…

— Жена…

«Офигеть! Я себя озабоченным считал, а тут трухлявый столетний пень на молоденькой женится... Пардон. Ошибочка. Старый — да. Замшелый — вне всяких сомнений. Но не трухлявый. Если на девиц виды имеет»

— Ну ты даешь… староста.

Я не ханжа и ничего такого не имел в виду, но старик поторопился объяснить.

— Из полона она… Все равно б из парней никто под венец не позвал. А так — и ей есть к кому голову прислонить, и мне бобылем век доживать не придется. Вдов ведь я… Дети выросли, своими семьями обзавелись.

— Да ты чего исповедуешься-то? — остановил я старосту. — Я не поп — грехи не отпускаю. Если по согласию все — мир вам да любовь… живите в радости.

— Золотые слова, милостивец!

Ух, ты! А Настасья-то какова. Тоже вольная жизнь на пользу пошла. Расцвела, как роза. Не зря дьяк так за ней увивался. М-да… За что и поплатился.