системы вы знаете? С чем вы сравниваете? – Борис сделал очередную попытку хоть что-то узнать о других странах.

– А зачем мне знать что-то другое? Знать надо хорошо свое. И с другими сравнивать незачем. Мы должны ориентироваться только на самих себя. Мы лучший образец, соответственно сравниваем себя только с этим лучшим образцом, тем более мы его лучше всего знаем. Вам это понятно?

Командир с инженером переглянулись, ища поддержки, друг у друга в этом неожиданном казусе.

– Не переглядывайтесь. Это не прилично!

– Так вы, все-таки … видите? – аккуратно спросил Алекс.

– Я все вижу своим внутренним зрением, – беспристрастно ответил министр.

Возникла неловкая пауза. Чтобы разрядить обстановку Борис использовал дежурный прием – разговор про погоду.

– Мы ни разу не видели просветов среди облачности. Постоянное серое небо, это должно сказываться негативно на психике людей. Как давно вы живете без Солнца?

– Что вы знаете про серое небо? Для тех, кто разбирается в погоде серый это очень насыщенный цвет. «Серые дни» – фу, как пошло! Небо это серый красивый шатер между нами и Солнцем. Шатер, который все время меняет плотность, переливается оттенками. Он бесконечно изменчив. Наши поэты нашли много эпитетов серому небу. Серый как сталь, серый как дым из каминной трубы на морозе (кто сейчас помнит, что такое мороз), серый как птичье перо, и прочее. Главное, это цвет надежды. Но вам, похоже, не понять, насколько сложна и осмыслена, вообще наша жизнь под этим прекрасным серым шатром.

Про какую надежду министр говорил, астронавтам спрашивать уже не хотелось. Этот разговор только усилил у них чувство усталости.

Глава четвертая

Поняв, что от псевдо слепого министра никакой информации они не добьются, астронавты покинули его. Министр провожал их как слепой, ощупывая путь палочкой. Один раз даже наткнулся, как бы случайно, на стул.

Допросив Юру на предмет исторических событий последних десяти лет, они поняли, что и этот человек ничего путного не расскажет. На вопросы он не отвечал, опускал глаза вниз. Было заметно, что он боится сказать чего нибудь лишнего. Вероятно, его проинструктировали молчать, а не отвечать на вопросы. Они были уже в отчаянии, когда Юра вдруг, как будто приняв для себя важное решение, заговорщицки сказал:

– Я отведу вас к старцу. Он знает, – при этом Юра оглядывался по сторонам, – только, чтобы никто не узнал, – добавил он голосом посвященного в страшную тайну.

Они вышли на улицу. Было жарко, душно и пасмурно. Пересекли площадь по краю. Они старались двигаться незаметно, в тени разрушенных строений. На всей площади были видны островками кучки отходов и нечистот, которые смердели. Редкие прохожие, похоже, этого не замечали.

У противоположного края площади рядом с остатками башни торчал вертикально ржавый каркас звезды высотой в четыре метра. В его лучах были видны осколки красного стекла. Один из лучей намертво углубился в землю. Жадный плющ заполнил внутренности металлического каркаса, и звезда казалась фантастическим деревом.

Они приблизились к развалинам большого храма. Здание стояло без куполов словно обезглавленное. Среди разбросанных обломков выделялись куски чистых цветов, голубого, зеленого, красного. Но откуда-то, глухо, внутриутробно доносился звук колокола, хотя самого колокола нигде не видно. Где он? Откуда звук? Они остановились, прислушались. Юра увидел их удивление, пояснил:

– Колокол под землей. Церковь там. А что, удобно. Мы туда и идем.

– Почему церковь под землей?

– Нас иногда обстреливают. Вы же видите. Раньше часто было, теперь реже, но они стреляют по центрам принятия решений. Церковь один из таких центров. Вот и решили, что лучше под землей. Там места много. Да и там не жарко. Люди часто спускаются под землю, чтобы хоть на некоторое время спрятаться от жары и духоты. Правда, иногда, когда особенно сильные дожди подземный храм заливает. Но это ничего … Вода, в конце концов, уходит.

– А кто же вас, все-таки, обстреливает?

– Другие. Те, кто хочет забрать у нас наши ресурсы необходимые для жизни.

– Какие ресурсы?

– Ну как же, вы не знаете? Наши ресурсы! Почти все города пустые. Людей там осталось мало, все разрушено, а много имущества лежит. Мы бьемся за каждый город, за каждый дом. Собираем ценные вещи, материалы, металлы и перерабатываем их.

Около входа, вероятно, это был когда-то главный вход, они увидели множество людей. Люди одеты в совсем простую одежду: ночные сорочки, майки, некоторые женщины были одеты только в юбки и бюстгальтеры. Раздавались крики. Алекс взобрался на кусок, упавшей, и теперь торчавшей вертикально, стены из красного кирпича.

– Куда ты полез? Силы зря тратишь, – забеспокоился Борис.

– Мне любопытно. Сейчас рассмотрю и слезу.

Юра волновался больше них.

– Нас могут увидеть. Давайте быстрее уйдем.

Алекс тяжело слез. Он отдувался и сопел.

– Ничего не понимаю. То ли полицейские, то ли военные, не разберешь, сгоняют дубинками людей в круг, а в центре дерутся два человека, женщина и мужчина. Мужчина вроде хотел убежать, а полицейский дубинкой отпинал его обратно к центру. Юра, кто эти люди? И, что это значит?

– Да это гвардейцы контролируют драку. Здесь часто такое. Это прихожане церкви нашей. Места для всех не хватает. Возможно, кто-то кого-то не пропустил вперед. А может еще что-то. Неважно! Главное – нарушена справедливость. И гвардейцы решают этот вопрос.

– Почему они не прекратят это безобразие?

–Зачем? Люди должны сами решать проблемы справедливости под контролем полиции. Это наш «Закон сохранения справедливости». Справедливость никуда не уходит и ни откуда не берется. Ее количество всегда постоянно. Национальная гвардия как раз призвана следить за соблюдением этого закона.

– Но это право не справедливости, а всего лишь право грубой силы.

– Так, справедливость должна быть сильной. Виноват тот, кто позволил допустить к себе несправедливость. Разве может быть по-другому?

– А если они заставят убивать друг друга?

– Ну, тоже возможно. Это зависит от категории допущенной несправедливости.

–Ты, Юра хороший человек, но у тебя, Юра … мозги набекрень … средневековье, какое-то …

Вдруг Юра взволновано прошептал:

– Нас увидели гвардейцы, пойдемте быстрее. Встречаться с ними нет никакого желания. Тут есть другой, неизвестный никому вход. Прихожане обычные не должны знать про него. Мы спустимся и обойдем подземный храм параллельным путем.

Вскоре они увидели почти незаметный проем в обвалившейся стене. В экзоскелетах им с трудом удалось переползти через бетонную плиту … Юра услужливо помогал каждому из них. И они оказались в довольно широком и высоком коридоре. Уличный шум сразу стих, стало гулко. В коридоре было прохладно и сыро. Сверху падали капли воды. Стало совсем темно.

– Юра, у тебя, что нет фонаря? Как мы пойдем в темноте?