— Тихо! Тебя могут услышать…

— Пускай! Я в больнице, я только что узнала, что скороумру, и лучшее, что ты мог придумать, — этот дурацкий розыгрыш. В головене укладывается. Думаешь, что это смешно?!

Поппи задыхалась от гнева. Джеймс попытался было ееуспокоить, но вдруг застыл на месте, глядя на дверь.

— Сюда идет сестра, — сказал он.

— Прекрасно, я попрошу ее выкинуть тебя отсюда вон!

Ярость Поппи иссякла, на глаза наворачивались слезы отпронзительного чувства одиночества и покинутости: ей казалось, что Джеймс еепредал.

— Ненавижу тебя, ненавижу, — прошептала она.

Дверь распахнулась, и в палату вошла сестра в блузке вцветочек и зеленых брюках.

— Что здесь происходит? — спросила она, включаясвет, и тут заметила Джеймса. — Все ясно… На члена семьи ты не похож.

Сестра улыбалась, но в голосе ее звучала властность,требующая беспрекословного подчинения.

— Да, он мне никто, и я хочу, чтобы он ушел, —сказала Поппи.

Сестра взбила подушки у нее в изголовье и положила ей на лобмягкую руку.

— На ночь здесь могут оставаться только членысемьи, — обратилась она к Джеймсу.

Поппи уставилась на экран телевизора, ожидая ухода Джеймса.Но вместо этого он обошел кровать и встал рядом с медсестрой, котораяпоправляла одеяло, не отводя от него взгляда. Ее руки двигались все медленнее ивдруг совершенно замерли.

Поппи смотрела на нее во все глаза, а сестра, будтозагипнотизированная, не сводила глаз с Джеймса. Ее руки безвольно лежали наодеяле.

Джеймс пристально смотрел на медсестру. При включенном светеПоппи хорошо видела его лицо, и оно снова показалось ей незнакомым и странным.Джеймс был очень бледен и напряжен, словно выполнял работу, требующую огромныхусилий: челюсти сжаты, а глаза… глаза мерцают в темноте, как настоящее серебро.

Почему-то в этот миг перед внутренним взором Поппи предсталаумирающая от голода пантера.

— Как видите, все в порядке, — сказал Джеймссестре, словно продолжая начатый разговор.

Медсестра моргнула, затем огляделась вокруг, как будтоочнулась после наркоза.

— Да-да, все в порядке, — ответила она. —Позвоните мне, если… — тут она снова рассеянно оглянулась, — есличто-нибудь понадобится.

Сестра вышла из палаты. Поппи следила за ней, затаивдыхание. Потом она медленно перевела взгляд на Джеймса.

— Я знаю, это многие умеют, — произнесДжеймс, — затасканный прием демонстрации собственного могущества, ноиногда он может сослужить добрую службу.

— Вы с ней это подстроили, — прошептала Поппи.

— Нет.

— Тогда это просто психологический трюк, вроде «Угадайс трех раз, как меня зовут».

— Нет, — ответил Джеймс и опустился на оранжевоепластиковое сиденье кресла.

— Тогда я схожу с ума.

Впервые за этот вечер Поппи не думала о своей болезни. Онавообще не могла ни о чем думать. В ее мозгу царили хаос и смятение. Оначувствовала себя, как Дороти из «Волшебника из страны ОЗ» в своем домике,подхваченном и унесенном бурей.

— Нет, голова у тебя в порядке. Это я все сделал нетак. Я же говорил тебе, что мне трудно объяснить. Да, в это невозможноповерить. Мы делаем все для того, чтобы в это невозможно было поверить. Мыприлагаем огромные усилия, чтобы смертные отрицали само наше существование. Отэтого зависит наша жизнь.

— Джеймс, извини, я просто… — Поппи почувствовала,что у нее дрожат руки. Она закрыла глаза. — Может быть, тебе лучше просто…

— Поппи, пожалуйста, посмотри на меня, я говорю тебеправду, я клянусь. — Он заглянул ей в лицо и перевел дыхание. —Хорошо, я этого не хотел, но…

Джеймс наклонился к Поппи. Она не отшатнулась и заметила,как расширились его зрачки.

— Теперь смотри, — сказал он и слегка раздвинулгубы.

Обычное движение, но то, что представилось взору Поппи,глубоко ее поразило. Она увидела настоящее преображение. В мгновение ока онпревратился из близкого и привычного Джеймса в совершенно чужое, незнакомоесущество.

В его глазах мерцало серебро, и весь облик приобрел хищный,устрашающий вид. Но Поппи едва заметила это. Она не отрываясь смотрела на егозубы. Нет, не зубы, а клыки. Как у кошки. Длинные, чуть загибающиеся внутрь иневероятно острые на концах, совершенно непохожие на клыки вампиров,продающиеся в сувенирных лавках. Они были очень сильными и очень реальными.Поппи вскрикнула. Джеймс зажал ей ладонью рот.

— Тс-с. Мы же не хотим, чтобы сестра вернулась.

Когда он отнял руку от ее губ, Поппи простонала:

— О боже, боже…

— Помнишь, ты часто говорила мне, что я умею читатьмысли, помнишь? А еще, что я слышу то, чего не слышишь ты, и хожу быстрее тебя?

— Господи…

— Это правда, Поппи.

Джеймс поднял оранжевое кресло и завязал в узел одну из егометаллических ножек. Он проделал это легко и изящно.

— Мы сильнее, чем смертные. — Он распрямил ножку ипоставил кресло на место. — Мы лучше видим в темноте, мы созданы дляохоты.

Поппи силилась поймать ускользающие мысли.

— Мне наплевать на глупости, которые ты тут наговорил.Ты не можешь быть вампиром. Я знаю тебя с пяти лет, и ты становишься старше скаждым годом, как и я. Объясни мне это, если сможешь.

— Все, что ты знаешь о вампирах, вымысел.

Поппи изумленно воззрилась на него. Джеймс снова вздохнул ипродолжил:

— Все, что ты знаешь о вампирах, ты почерпнула из книгили телесериалов. А романы и сценарии — я это гарантирую — написаны смертными.Никто из Царства Ночи ни за что не нарушит кодекса молчания.

— Царство Ночи? Что это?

— Это такое тайное сообщество. Сообщество вампиров,ведьм и оборотней. Милейшие люди. Потом я тебе все объясню, — мрачносказал Джеймс. — А сейчас тебе достаточно просто знать, что я вампир,потому что мои родители вампиры. Я таким родился. Мы из потустороннего мира.

Теперь Поппи могла думать только о мистере и миссис Расмуссенс их роскошной виллой и мерседесами.

— Твои родители?!

— Мы — ламии, — продолжал Джеймс, не обращаявнимания на ее восклицание. — Это старинное название вампиров, но мы импользуемся для обозначения тех, кто родился от родителей-вампиров. Мы рождаемсяи старимся, как смертные, но в отличие от них мы способны остановить старение,когда захотим. Мы дышим, мы выходим на улицу при дневном свете, мы даже можеместь обычную пищу.