Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы впустить Джеймса.Перед тем как ее захлопнуть, тощий мальчишка подозрительно огляделся.

Джеймс вошел в помещение, напоминавшее небольшое кафе:полутьма, маленькие круглые столики с деревянными стульями, на некоторых из нихразвалились похожие на подростков посетители, двое парней катали шары где-то вглубине помещения.

Джеймс подошел к столику, за которым сидела девушка, снялтемные очки и опустился на стул рядом с нею.

— Привет, Жизель.

Девушка посмотрела на него. У нее были синие глаза,продолговатые и загадочные, ярко подведенные синим карандашом вдревнеегипетском стиле, и темные волосы.

Она выглядела настоящей ведьмой, и это не было случайнымсовпадением.

— Джеймс, я по тебе скучала, — у нее былприглушенный с хрипотцой голос. — Как дела?

Она обхватила ладонями стоявшую на столе незажженную свечу исделала движение, как если бы выпускала на волю птицу. Когда Жизель убраларуки, свеча вспыхнула ярким пламенем.

— Неотразим, как всегда, — сказала она, глядя наДжеймса в лучах золотого света.

— О тебе можно сказать то же самое. Но если честно, япо делу.

Она приподняла бровь.

— А когда бывало иначе?

— Нет, сейчас другое. Я хотел попросить…профессиональной помощи.

Она подняла изящные руки, ее перламутровые ногти блеснули в пламенисвечи. На указательном пальце Жизель поблескивало кольцо с изображением черногогеоргина.

— Моя сила в твоем распоряжении. Хочешь навести накого-нибудь порчу? Или тебе нужен заговор на удачу и успех? Уверена, чтолюбовного приворота тебе не требуется.

— Нужно, чтобы твоя сила исцелила болезнь. Я не знаю,придется ли тебе для этого прикладывать особые усилия или сработаеткакое-нибудь общее для всех болезней средство. Такой общий заговор наисцеление…

— Джеймс, — она томно фыркнула и опустила свою ладоньна его руку, чуть поглаживая его пальцы, — похоже, ты сильно вымотался,правда, я никогда тебя таким не видела..

Жизель была права, ему еще не случалось до такой степенипотерять контроль над собой. Он поборол волнение, принудив себя к полномуспокойствию.

— О какой болезни идет речь? — спросила Жизель.

— О раке.

Жизель откинулась на спинку стула и рассмеялась.

— Хочешь сказать, такие, как ты, болеют раком? Ни зачто не поверю. Можешь сколько угодно косить под смертного, есть и дышать, какони, но не пытайся убедить меня, что вампиры болеют человеческими болезнями.

Вот она, минута, которой Джеймс так боялся! Понизив голос,он произнес:

— Существо, о котором я говорю, не из наших и не изваших тоже, она обыкновенная девушка, смертная.

С лица Жизели слетела улыбка. Когда она снова заговорила, ееголос уже не был ленивым и хриплым.

— Из внешнего мира? Смертная? Ты с ума сошел, Джеймс?

— Она ничего не знает обо мне и о Царстве Ночи. Я нехочу нарушать закон, я просто хочу, чтобы она поправилась.

Продолговатые голубые глаза пристально смотрели Джеймсу влицо.

— Ты уверен, что еще не преступил закон?

В ответ на непонимающий взгляд Джеймса она добавилавполголоса:

— Ты уверен, что не влюблен в нее?

Джеймс заставил себя посмотреть прямо в изучающие глаза. Онговорил мягко и угрожающе:

— Не говори таких вещей, если не хочешь неприятностей.

Жизель отвела взгляд. Она поиграла кольцом, пламя свечивзметнулось и погасло.

— Я давно тебя знаю, Джеймс, — сказала она, неподнимая глаз, — и не хочу, чтобы ты попал в беду. Я верю, что ты ненарушил законы, но, думаю, нам лучше забыть об этом разговоре. Теперь уходи, ая сделаю вид, что этого разговора не было.

— А как же насчет твоих чар?

— Они не для таких случаев. И даже если бы я могла ихприменить, то не стала бы. Уходи.

Джеймс вышел из кафе.

Оставался последний шанс. Он ехал в Брентвуд, район,отличавшийся от того, который он покидал, как бриллиант от куска угля. Джеймспоставил машину под навес около кирпичного дома причудливой формы. Рядом шумелфонтан. Пурпурный плющ увивал стены до самой крыши, покрытой испанскойчерепицей.

Джеймс прошел через арку во двор и оказался перед офисом, надвери которого золотыми буквами было выведено: «Джаспер Р. Расмуссен, доктормедицины». Отец Джеймса был психоаналитиком.

Не успел он взяться за ручку двери, как та распахнулась, иему навстречу вышла женщина — типичная клиентка отца: сорок с небольшим,несомненно богатая, одетая в блузку от лучшего дизайнера и сандалии на высокихкаблуках.

Она казалась заторможенной и чуть сонной, а на шее у неевиднелись две крошечные, еле заметные ранки.

Джеймс вошел в пустую приемную: секретарши на месте не было.Из кабинета доносилась музыка Моцарта. Джеймс постучал в дверь.

— Папа?

Дверь распахнулась, и в дверном проеме показался красивыйтемноволосый мужчина. На нем был прекрасно сшитый серый костюм и супермоднаярубашка. Он излучал энергию силы и целеустремленности. Но не тепла.

— Это ты, Джеймс? — Любезная доверительнаяинтонация, та же, что предназначалась и его клиентам.

— Пап, у тебя есть минутка?

Отец взглянул на часы фирмы «Ролекс».

— Пожалуй. Следующий пациент будет не раньше чем черезполчаса.

— Мне надо с тобой поговорить.

Отец ласково на него взглянул и указал на мягкий, обитый тканьюстул. Джеймс развалился было на нем, но вдруг обнаружил, что инстинктивнонаклоняется вперед и пытается устроиться на краешке сиденья.

— О чем же ты хочешь со мной поговорить?

Джеймс пытался найти подходящие слова. Все зависело от того,сумеет ли он правильно объяснить отцу. Но где они, эти верные слова? Он решилдействовать без обиняков.

— Речь идет о Поппи, она больна, и врачи думают, что унее рак поджелудочной железы.

Доктор Расмуссен казался удивленным.

— Очень жаль, — произнес он, но в его голосе небыло сожаления.

— Это очень плохой рак, с очень сильными болями, ивероятность излечения один к ста.

— Жаль, — и снова в голосе доктора Расмуссена небыло слышно ничего, кроме легкого удивления.

И вдруг Джеймс понял, что происходит. Отец удивлен не тем,что Поппи больна, его поражает, что он приехал специально, чтобы сказать ему обэтом.