Слезы любви и сострадания выступили у неё на глазах. Спервых же дней жизни она заботилась о младшем братишке. Шарлю было всегодесять, он был почти на девять лет моложе её. Хрупкое маленькое тельце мальчикабыло скрючено, ноги отказывались служить. Он ещё кое-как мог переползать пополу с места на место, цепляясь за все и подтягиваясь на руках, но был не всостоянии самостоятельно взобраться на кровать или в кресло. Когда Шарль былещё шестилетним ребенком, отец поднакопил денег и отвез сына в Париж. Вседоктора, кому он показывал ребенка, в один голос заявили, что случай совершеннобезнадежный и мальчик останется калекой на всю жизнь. Один из светил медициныдаже предупредил отца, что, по мере того, как мальчик будет расти, начнетувеличиваться давление на и без того хрупкие кости позвоночника. А однаждыхребет калеки не выдержит ... и это будет конец. Операция могла бы помочь,добавил врач, но болезнь Шарля ещё настолько мало изучена, что любоехирургическое вмешательство может закончиться трагически. Это был бы своегорода эксперимент - опасный, и, конечно, безумно дорогой.

Конечно же, таких денег у их семьи не было, так что они несмогли бы рискнуть, даже если бы захотели. Им всегда с трудом удавалось сводитьконцы с концами на то крошечное жалованье, которое отец получал, управляяимением графа. Но деньги для них значили гораздо меньше, чем возможностьбесплатно жить в крошечном домике почти на границе имения. С тех пор, какпрошлом году внезапно умер отец, Бриана не знала покоя, опасаясь, что их со дняна день заставят убраться из коттеджа.

Черная тоска охватила девушку. Что сулило ей будущее? Скороона потеряет Дани, свою единственную близкую подругу. Когда Дани покинет замок,Бриана останется совершенно одна. А хуже всего было то, что после отъезда Даниеё могли в любую минуту просто вышвырнуть на улицу. У Элейн всегда был ужасный,отвратительно вздорный характер, а что касается Гевина, то он, наверняка,станет ещё невыносимее. Девушке хотелось плакать, когда она с отчаяниемобводила взглядом ветхий домик с двумя крошечными комнатками. Ведь это был еёединственный дом. Неужели же ей придется уехать? Но в душе она понимала, чтокогда-нибудь, рано или поздно, это должно случиться.

И куда же ей тогда идти, одинокой, без единого друга, и сдесятилетним братом-калекой на руках?!

В отчаянии Бриана вспомнила, что у неё нет ни гроша. Онаработала у Элейн за стол и крышу над головой. А сколько вокруг таких поместий,где ей не удалось бы получить и этого! И впервые ей пришло в голову, что онаодна, без поддержки может оказаться просто не в состоянии позаботиться о Шарле.

Без сил опустившись на пол, она долго просидела без сил, безмыслей. Но постепенно придя в себя, девушка вдруг впервые подумала, что,возможно, у неё просто нет никакого выхода. Похоже, она должна была уступитьдомогательствам Гевина. Если бы дело было только в ней, она бы, конечно, неподдалась. Но у Шарля не было никого, кроме сестры. О Господи, ведь если с нейчто-то случиться, Шарлю придется просить милостыню или он просто умрет сголоду.

Ну уж нет. Бриана вздрогнула и принялась яростно оттиратьгрязное пятнышко с крышки тяжелого полированного стола красного дерева. Онаникогда не допустит, чтобы с Шарлем случилось что-либо подобное. Она хорошознала, как голод и нужда толкает некоторых женщин на панель. И раз ей сужденатакая судьба, значит, так тому и быть. Кроме того, какая разница, пустить ксебе в постель одного мужчину или нескольких? Она должна позаботиться о Шарле,а Гевин пусть позаботится о ней. Если он обеспечит её несчастному брату сытую идостойную жизнь, она сможет вынести все: и жестокий нрав Гевина, и капризыЭлейн.

И тут ручьем хлынули слезы. Ах, если бы не Шарль, разверешилась бы она на это. Ей и в голову никогда не могло прийти, что ещё что-то,кроме страстной любви, может толкнуть её в мужские объятия. Но, к сожалению, ссудьбой иногда невозможно бороться, и Бриана ясно поняла это ещё много летназад.

Высунувшись по пояс из окна, девушка устремила задумчивыйвзгляд на море, где лучи заходящего солнца пронизывали темно-синюю толщу водыпочти до самого дна, и солнечные зайчики весело играли на стенах комнаты. А длянее, уныло подумала Бриана, это был действительно закат солнца.

Карсон Сити, Невада

Июль1889

Колт сидел за массивным столом красного дерева,принадлежащим его отцу, время от времени злобно поглядывая на кипу скопившихсяперед ним деловых бумаг. Раньше всю деловую переписку Колтрейнов просматриваламать. И его и отца это вполне устраивало. Отец ненавидел копаться в бумагах,считая подобную работу "поденщиной". Колт понимающее усмехнулся. Теперьон лучше понимал отца, норовившего всегда увильнуть от этого занудства.

Он потянулся за стоявшей на столе бутылкой и плеснул встакан немного бренди. Что ж, мрачно напомнил он себе, теперь, когда родителиво Франции, "поденщиной" предстоит заниматься ему, как, впрочем, ивсеми остальными делами семейства

Он отхлебнул немного и задумчиво обвел взглядом кабинет.Всей остальной частью двухэтажного дома занималась мать, но кабинет отражалвкусы отца. Тут стояли несколько удобных диванов и кресел, на окнах висели простыешторы, а книжные шкафы от пола до потолка были заставлены военными мемуарами -любимым чтением Тревиса. Одну из стен кабинета полностью занимал огромный,сложенный из неотесанных валунов, камин.

На стенах висели чучела зверей - драгоценные охотничьитрофеи Тревиса, добытые им в бесчисленных сафари по всему миру. Колт внезапновспомнил, как их ненавидела Китти. Она всегда говорила, что стоит ей толькопереступить порог, как ей кажется, что глаза оленя, чья голова висела как разнапротив двери, останавливаются на ней с грустью и укором.

Он откинулся на спинку удобного кожаного кресла, закинувноги на стол. Весь этот длинный день Колт провел в седле, объезжая границыогромного ранчо, простиравшегося до Карсон Ривер, и теперь, съев плотный ужин,приготовленный для него поваром-мексиканцем, мечтал только об одном - как быпоскорее отправиться в постель. Он так бы и поступил, если бы не эта чертовагора бумаг, которая ждала его уже несколько дней. Колт с радостью отложил бывсе это на неопределенное время, но, к сожалению, это было невозможно.

Сейчас мысли Колта уже не в первый раз вертелись вокругогромной резиденции Колтрейнов. Что, скажите, Бога ради, ему одному делать вдоме, где целых четырнадцать комнат?! Как он отличался от того крохотногокоттеджа, в котором прошло его детство. Величественный главный вход, украшенныйколоннами, от которого в дом вела широкая лестница с мраморными ступенями, напервом этаже просторный холл, роскошно отделанная парадная столовая для большихприемов и более скромная - для семейных обедов. Кроме них были ещё неуступавшие им в великолепии парадный зал и восхитительная небольшая гостиная.Каждую из этих комнат украшал камин. Внизу Китти устроила себе небольшойкабинет, в котором иногда занималась шитьем или просто читала - она до сих порувлекалась медициной и стремилась быть в курсе последних достижений в этойобласти.