Из-за тяжелой деревянной двери голоса девушек звучалиприглушенно и он, как ни старался, не мог разобрать ни единого слова. Но Гевинупоказалась, что обе чем-то сильно взволнованы, и он, сгорая от любопытства,приник ухом к замочной скважине, стараясь расслышать, о чем они говорят.

Внезапно дверь распахнулась и вылетела Бриана. В руках у неёбыл тяжелый поднос с остатками завтрака. Со всего размаху она наскочила нарезко отпрянувшего Гевина, упали и с грохотом раскатились по полу тарелки, анедопитый апельсиновый сок выплеснулся прямо в лицо, щедро залив роскошнуюсорочку и смокинг молодого человека.

- Еще бы и нос тебе прищемить! - ничуть не смутившись,сердито процедила сквозь зубы Бриана, поворачиваясь к нему спиной.

Он так и остался стоять, провожая её взглядом, пока онаподнималась по лестнице, не в силах оторвать глаз от её слегка покачивающихсяизящных бедер. С трудом переведя дыхание, он напомнил себе, что очень-оченьскоро эти пышные, как спелый плод, бедра будут соблазнительно раздвинуты длянего, а нежные губки произнесут заветные ласковые слова.

- Гевин?

С трудом оторвавшись от мыслей о Бриане, он повернулся к нейспиной и вошел в комнату. Дани сидела у окна. А перед её глазами, ослепительносверкая в лучах полуденного солнца и переливаясь всеми оттенками бирюзы,изумруда и аквамарина, ласково плескалось море.

Как всегда, на Дани было её любимое белое муслиновоеплатьице. Оно было очень простое, но когда Гевин, подтащив поближе удобноекресло, расположился напротив и взглянул на девушку, у него от восхищенияперехватило дыхание. В своем белоснежном наряде, с нежным, задумчивым личиком,она напомнила ему ангела со старинного витража. Но что-то в неподвижной позедевушки вскоре заставило его насторожиться. Уж слишком тихо она сидела. Гевинвспомнил, что с некоторых пор она совсем ушла в себя, все больше временипроводила, запершись в своей комнате, читая или просто размышляя. Она редкопокидала её, выходила только к мессе или к исповеднику.

Пару лет назад Дани приняла католичество, и очень скоро, кужасу и изумлению Элейн, стала настоящей фанатичкой. Элейн даже поделилась сГевином своей тревогой за девушку и тот вполне разделил её опасения. Впрочем,сколько они ни старались, им так и не удалось убедить Дани умерить свойрелигиозный пыл и вернуться к нормальной жизни.

Устроившись в удобном кресле, Гевин вытащил тонкий носовойплаток и принялся осторожно промокать шелковое полотно сорочки, насквозьпропитавшейся апельсиновым соком. - Вот неуклюжая девчонка, - проворчал он, -пора бы уж ей знать свое место. Она всего лишь прислуга в этом доме - небольше. Признаюсь, меня уже стала порядком раздражать её нахальная манера вестисебя.

Казалось, Дани просто не слушала его, - Рада тебя видеть,Гевин, мне давно хотелось поговорить с тобой, - мягко произнесла она. Что-тонезнакомое в её голосе заставило его насторожиться и, резко вскинув голову, онпристально посмотрел ей в глаза, забыв про испачканную рубашку. Гевину страшноне понравилось, что при этих словах она прижимала к груди молитвенник

- Ты так много времени проводишь теперь в церкви, что ни я,ни Элейн почти не видим тебя. Насколько мне известно, ты и обедать остаешься вмонастыре. Мне это не нравится, Дани. Я страшно скучаю по тебе.

Но лицо девушки осталось при этих словах по-прежнемубезмятежным и Гевин не на шутку встревожился. - Мне уже давно надо серьезнопоговорить с тобой, Гевин, - тихо сказала Дани. Я должна принять одно оченьважное для себя решение. Это очень трудно, я много молилась и плакала, прежде,чем пойти на это. Но сейчас все уже позади, я успокоилась, а тебе и тете Элейнпришло наконец время узнать, что я решила.

Но мысли Гевина были заняты деньгами Тревиса Колтрейна, онпросто не мог сейчас думать ни о чем другом, а поэтому нетерпеливо отмахнулсяот слов Дани. - Потом, дорогая. Сейчас у нас есть дела посерьезнее. Послушайменя, Дани, нам очень нужно поговорить с тобой.

- Но то, о чем я хотела рассказать вам, очень важно, - онасхватила его за руки и, протянув к себе, слегка встряхнула, чтобы заставить,наконец, услышать её.

- Послушай, Гевин, ведь решается моя жизнь, и ...

- Дорогая моя, - нетерпеливо перебил он и насмешливоулыбнулся, заметив, как она, уронив молитвенник на колени, с досадой стиснуларуки. Какое-то внутреннее чувство подсказывала ему, что необходимо сделать всевозможное, чтобы помешать Дани высказаться. И он, зажмурившись, быстрозаговорил, чтобы не передумать, - Послушай, милая, больше всего на свете яхочу, чтобы мы поженились. Вот уже много лет, как я понял, что безумно люблютебя. Но я и сам не догадывался об этом, пока ты не стала проводить все времяздесь, в своей комнате. Я мучился, тосковал, мне казалось, что ты не хочешьвидеть меня, что ты, возможно, увлечена кем-то еще. Прости, любовь моя, но я невыдержал и стал следить за тобой, и теперь, когда я знаю, что ты не бываешьнигде, кроме церкви, мне стыдно смотреть тебе в глаза.

- Нам с тобой нужно многое решить, - настойчиво продолжал Гевин,стараясь не замечать растерянного выражения её лица. Она слабо дернулась,пытаясь отнять свою руку, которую Гевин слишком сильно сжал, но он не позволилей этого. Он никак не мог понять странного выражения широко распахнутых глазДани, что в них было - испуг? Возмущение? Почувствовав закипающую в грудитяжелую ярость, он с трудом взял себя в руки. Если он выйдет из себя, то можетвсе испортить, да и потом, какая ему, в сущности разница, что она чувствует?!Это будет брак по необходимости необходимости иметь деньги. И при этомсовершенно не важно, сможет ли она когда-нибудь полюбить его.

- Думаю, Дани, ты давно уже догадывалась, какие чувства тыбудишь во мне. Конечно, я помню, что мы росли, как брат и сестра, и очень долгосоответственно относились друг к другу. Но ты всегда была мне гораздо ближе,чем сестра. А сейчас я просто сгораю от желания назвать тебя своей навсегда!Давай обвенчаемся как можно скорее! А потом отправимся на родину в Неваду,чтобы потребовать то, что принадлежит тебе по праву ...

- Гевин, ради Бога, замолчи немедленно! - отчаянно закричалаона и пронзительный крик этот гулким эхом прокатился по огромной полупустойкомнате. Он был так громок, что его не смогли смягчить ни стены, покрытыешелковыми нежно-розовыми обоями, ни пышные драпировки из белой парчи.

От этого отчаянного крика, от звучавшей в нем безнадежностиу Гевина даже перехватило дыхание. Он впился в неё испытующим взглядом.

Вырвав, наконец, руку из его горячих ладоней, Даниоткинулась на спинку стула, задумчиво разглядывая так, казалось, хорошоизвестного ей человека. Что произошло, почему он решился на этот безумный шаг?Ведь раньше, когда они росли вместе, Гевин, казалось, терпеть её не мог. С нимбыло безумно тяжело, и таким он был всегда - грубым, себялюбивым и испорченным.Похоже, он никогда и ни к кому не был привязан по-настоящему, поэтому самамысль, что он может влюбиться и, тем более, в неё показалась ей совершенноабсурдной.