Мы покинули кусты и направились в сторону нашего двора,мальчишки как воды в рот набрали и вообще выглядели пришибленными. Я тоже кпродолжению диалога не стремилась, меня одолевали мрачные мысли, потому чтоСеньке совершенно нечего было делать в кустах. И если он там все-таки оказался,причина была той же, что и у меня: он хотел взглянуть на дом, где живет Зюзя.Оперативность, с которой он узнал его адрес, внушала уважение. Спрашивается:зачем Сеньке адрес? Ответ напрашивался сам: мой племянник не оставил мысливернуть фотографию, а если так, зная характер членов нашей семьи, можно смелопредположить, что неприятности на этом не кончатся. Точнее, настоящиенеприятности только-только начинаются. Одно дело дворовая шпана во главе сУпырем, и совсем другое — какой-то наркоман, да еще, по непроверенным данным,имеющий отношение к господину Шмелеву, который славился в нашем районе нетолько большими возможностями, но и крутым нравом. В общем, было от чего впастьв отчаяние, потому, подходя к родному подъезду, я уже мысленно набросала тексттелеграммы, которую пошлю сестре, а вслед за телеграммой и племянника, причемближайшим рейсом. Возле дверей квартиры мы малость замешкались, Чугунок нырнулмне под руку, когда я отпирала замок, я хотела было его шугнуть, но вовремявспомнила, что он скорее всего голодный, и буркнула:

— Входите.

Мы вошли, разместились в кухне и даже пообедали в молчании,которое сильно смахивало на гробовое. Чугунок уписывал обед за обе щеки истарательно прятал от меня глаза, а я не выдержала и спросила:

— Про Зюзю ты Сеньке рассказал? — Мальчишкавозмущенно затряс головой и при этом так выпучил глаза, что я за них началабеспокоиться: как бы не лопнули, но вдруг он сник, шмыгнул носом и кивнулобреченно. — А сам от кого узнал?

— Ты ж сама про Зюзю спрашивала. Догадаться нетрудно. Аеще я слышал, как Упырь с пацанами болтал, Зюзя этот так разволновался, когдатачку увидел, аж руки затряслись. Соображаешь?

— Соображаю. У Зюзи руки дрожат совершенно по другойпричине. Ну и что ты собираешься делать? — накинулась я на Сеньку, тоттоже вытаращил глаза и ответил торопливо:

— Ничего.

— Правильно, — согласилась я, — потому что ятебя к родителям отправляю.

— Дарья! — Голос его сорвался, а на глазахпоявились слезы, такого я даже не ожидала и растерялась, а Чугунок, косясь наСеньку, пробормотал жалобно:

— За что?

— За то, что у Зюзиного дома околачивался.

— Я только хотел подойти и спросить про фотографию. Онаведь ему не нужна, номер машины можно переписать на бумажку…

— Если фотография ему не нужна, он ее давно выбросил.

— Ага, — кивнул Сенька.

— Что «ага»? — рявкнула я.

— Выбросил и выбросил, — племянник пожал плечами,а я мысленно чертыхнулась. — Не отправляй меня, ладно? — жалобнопопросил Сенька, а я опять рявкнула:

— Марш в свою комнату, и чтоб носа оттуда не показывал.А ты вымойся наконец, — накинулась я на несчастного Чугунка, который приэтих словах заметно побледнел. — Сенька, найди ему какую-нибудь подходящуюодежду.

Оба мгновенно покинули кухню и растворились в полумракекоридора, а я принялась мыть посуду, опять же мысленно ругаясь на чем светстоит. Мало мне Упыря, теперь только и следи за тем, чтоб Сенька не попал висторию. Надо брать отпуск и увозить его куда-нибудь. Например, в Анапу. Мнедавно следует отдохнуть, Анапа самое подходящее место. Только-только я почтисогласилась с тем, что мысль эта настолько удачная, что решает все моипроблемы, как другая гениальная идея угнездилась в моем мозгу. А ведь Сенька нетак уж и не прав, почему бы не подойти к этому Зюзе, не объяснить, в чем дело,и не попросить вернуть фотографию, если она все еще находится у него. Простотарешения произвела на меня магическое действие, я заулыбалась и, вытерев руки,свистнула в окно Кузе. Послушала под дверью Сенькиной комнаты, убедилась, чтомальчишки смотрят телевизор, и на цыпочках покинула квартиру.

Кузя ждал меня возле подъезда.

— Дело есть, — сообщила я, и мы направились кЗюзиной «малосемейке».

Дверь балкона в его квартире была распахнута настежь, а таккак жил Зюзя на первом этаже, это обстоятельство позволяло надеяться, чтохозяин дома. Я посмотрела на Кузю, пытаясь решить: стоит ли взять его с собойили ему лучше ждать возле подъезда. Кузя сам решил эту проблему, наотрезотказавшись остаться один.

— Идем, — кивнула я, подумав при этом, что, когдаимеешь дело с наркоманом, некоторые меры предосторожности не помешают.

Мы подошли к двери с цифрой 15, и я нажала кнопку звонка.Ничего не произошло. Потоптавшись на месте и переглянувшись с Кузей, япопробовала еще раз. Открытая балконная дверь придала мне настойчивости, и я,нажав кнопку звонка, не отпускала ее с полминуты. Затем услышала осторожныешаги, кто-то, вне всякого сомнения, подкрался к двери с той стороны и сейчасразглядывал меня в «глазок». В длинном узком коридоре царил полумрак, лампочкиотсутствовали, а коридорное окно в нескольких шагах от меня было заколоченофанерой. Лучи солнца робко пробивались сквозь многочисленные дыры в ней, иэтого света как раз хватало на то, чтобы не свернуть шею, проходя по коридору.Видит ли меня хозяин квартиры, и с уверенностью сказать не могла и потому громкопопросила:

— Откройте, пожалуйста.

Прошло еще полминуты, прежде чем щелкнул замок, дверь чутьприоткрылась, и в тусклом свете лампы, горевшей в прихожей, я увидела бледное ивроде бы заплаканное лицо, по крайней мере физиономия была мокрой, а глазакрасными. Парень шмыгнул носом, чихнул и, глядя на меня в крайнем недоумении,спросил:

— Ты откуда?

— С улицы, — ответила я, теряясь в догадках, чтоимел в виду парень. Он открыл дверь пошире, увидел Кузю, скромно сидящего рядомсо мной, и вроде бы растерялся.

— А это кто?

— Кузя, — охотно сообщила я и сочла нужнымдобавить:

— Он не кусается.

— А-а… — Парень вздохнул и сказал:

— Ну ладно. — Он хотел было закрыть дверь, но яэтому воспрепятствовала, сунула ногу в щель и, глядя на хозяина квартиры сосчастливой улыбкой, порадовала его:

— Мне надо с вами поговорить.

Судя по всему, он здорово удивился, посмотрел на меня, потомна Кузю, дважды чихнул и опять сказал:

— Ага.